Незнакомке на вид было слегка за тридцать. Сима не преувеличила, назвав её очень красивой. Взгляд знатока и женолюба тотчас не без удовольствия оценил и стройную фигуру, и безупречный овал лица, и бархатистость глаз, и густые волосы цвета спелой пшеницы… Вот она, русская красота в идеале своём! Посетительница была одета в простой, тёмный костюм, подчёркивающий привлекательность её наружности.
– Прошу вас! – Дир сделал рукой милостивый жест. – Представьтесь, пожалуйста.
– Замётова, Аглая Игнатьевна.
– Аглая… Редкое имя… Чем же я заслужил ваш визит, любезная Аглая Игнатьевна?
– Я пришла просить вас помочь освободить из тюрьмы моего мужа, инженера-путейца Александра Замётова.
Константин Кириллович глубоко вздохнул. «Инженера-путейца»… Инженера… Да сговорились сегодня все, что ли? А ведь так и знал, что эта женщина станет о чём-нибудь просить… Как всё тривиально! Даже обидно – при такой красоте…
– Моя дорогая Аглая Игнатьевна, я писатель, я не могу освобождать заключённых! Разве только на страницах своих книг! Простите, но помочь вашему мужу я не могу.
– В таком случае, я прошу вас помочь вашему сыну, – сказала женщина, нисколько не смутившись отказом.
– Какому сыну? Уж не бредите ли вы, моя милая? У меня нет сыновей! И дочерей тоже! Увы!
– Помните ли вы Анисью? Лето в Глинском? Помните старика Порфирия, служившего у вашей матушки?
– Анисью? – медленно переспросил Дир. – Глинское…
Перед глазами, как будто пробиваясь из тумана, выплыло родительское гнездо, охотничий домик, неясный силуэт, что-то горячо шепчущий… Ещё одно усилие памяти, и силуэт обрёл плоть юной девицы, и ясно припомнились полные неги и любовного жара летние ночи. Вот, только лицо никак не вспоминалось, навсегда заволок его туман. А ведь, должно быть, хороша она была, забытая Анисья.
– Что-то припоминаю… – неуверенно произнёс Константин Кириллович.
– Вы уехали, оставив её в положении. Ваша матушка, узнав об этом, сильно гневалась и, чтобы покрыть грех, выдала Анисью за старика Порфирия Замётова, давшего своё имя вашему сыну. Ваш брат знал о нём и после смерти матери продолжал помогать ему деньгами. Приезжая в Глинское, ваш сын был допущен жить во флигеле, хотя родство никогда не признавалось открыто.
– Почему же Николай не рассказал мне о сыне?
– Этого знать я не могу, – ответила Замётова.
– И вы думаете, милая, что я просто так возьму и поверю вашей басне?
– Не знаю, поверите ли вы, но в ГПУ мне поверят, – прозвучал холодный ответ.
