– Ты не жалеешь, что приехала сюда? – вдруг спросил Лейс.
Лэа покачала головой.
– Нет. Я должна отомстить. – Набравшись смелости, она рассказала Лейсу, что заставило ее приехать сюда.
Как всегда, при воспоминании о Таир, из глаз брызнули слезы.
– Не плачь. – Лейс взял ее за руку. – Я всегда буду рядом.
Не выдержав, Лэа уткнулась лицом в бронзовое плечо Лейса. Худенькая спина сотрясалась от слез. Лейс гладил ее блестящие волосы и что-то нежно шептал на ухо.
Такой, как она была раньше, Лэа плакала последний раз в жизни. Вместе со слезами она изгоняла из себя ту маленькую, испуганную девочку, душу которой искалечил Человек в Волчьей Маске. Она излечивала себя от страха перед ним, оставляя место в душе лишь ненависти…
Она перестала плакать.
У этой Лэа слезы закончились раз и навсегда.
Лейс осторожно провел тыльной стороной ладони по мокрой от слез щеке Лэа и поцеловал в мягкие соленые от слез губы.
Лэа не сопротивлялась. В конце концов, Лейс ей нравился больше, чем те двое, сидевшие напротив нее в трапезной.
Внезапно она вспомнила кое-что важное.
– Лейс… что за посвящение я должна буду пройти?
– Посвящение? – Лейс нахмурился. – Не слышал, чтобы так называли испытания Права. Может ты что-то перепутала? Кто так сказал?
– Двое юношей, сидящие напротив меня в трапезной.
Лейс пожал плечами.
– Не знаю. Не нравится мне это… будь осторожна…
Что такое «посвящение» выяснилось позднее, когда Лэа легла спать. Спалось ей плохо, снилось тревожные и мрачные сны. В конце концов, она почувствовала, что дверь приоткрылась, и в комнату хлынул холодный воздух. Лэа открыла глаза, но в то же время рот ей зажала чья-то грубая мозолистая рука, и кто-то навалился сверху всем телом, мешая дышать.
– Пикнешь хоть слово, будет больно, – пообещал чей-то грубый насмешливый голос.
От страха тело сковало льдом. Лэа лежала не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Умница, – сказал все тот же голос.
Глаза Лэа постепенно привыкли к темноте, и она узнала кареглазого юношу, сидевшего напротив нее в трапезной. Щекой она ощущала его жесткую щетину и учащенное дыхание.
– Не дергайся, – сказал мерзавец, противно ухмыляясь. – Тебе понравится.
Лэа сжала кулаки. Как она ненавидела в этот момент свою собственную беспомощность, против этого подонка у нее не было оружия.
Из груди его вырывалось хриплое дыхание. Тело болело под тяжестью этого гада.
– Отпусти ее, – раздался чей-то глухой, полный ярости, голос. – Иначе я перережу тебе глотку.
