.
Государственный департамент достаточно верно оценивал позицию советского руководства относительно послевоенных границ СССР и сфер влияния в Восточной Европе. Здесь можно вспомнить и телеграмму Сталина Молотову в Лондон от 24 мая 1942 г. об остающейся у Москвы «свободе рук» в решении вопроса о гарантии безопасности советских рубежей. Понимание того, что Москва не отступится от своих территориальных интересов осенью 1943 г., стало все более укрепляться и у Рузвельта.
Для принятия наиболее взвешенных и продуманных решений в области сотрудничества с СССР у президента имелся достаточно большой штат сотрудников Госдепартамента. Их советы были важны для Рузвельта, тем не менее, окончательное решение оставалось только за ним. Это касается и назначения тех или иных дипломатических представителей в союзных странах. Степень доверия между СССР и США при решении ключевых вопросов войны и мира в определенной мере зависела от личности американского посла в Москве. Нельзя было сказать, что посол Стендли не являлся профессионалом. Однако в середине 1943 г. Рузвельт почувствовал, что он не вписывается в сложившуюся ситуацию. Необходим был новый человек, который был бы не только положительно настроен к России, но и обладал уже солидным авторитетом в делах на «советском направлении». В этом отношении, лучшей кандидатуры, чем «специального представителя президента по ленд-лизу в Великобритании» Аверелла Гарримана найти было трудно. Он уже бывал в России, лично знал и хорошо отзывался перед прессой о ее лидере, и, что немаловажно, был весьма обеспеченным человеком – владельцем крупного бизнеса в Америке, что позволяло ему чувствовать себя независимым в финансовых вопросах. В бумагах Гарримана сохранился документ (скорее всего перепечатка американской или английской статьи конца 1942 г.), отражающий некоторые вехи его собственного жизненного пути. В нем, в частности, говорилось:
«Одной из самых важных и наименее известных действующих фигур США в международных делах сегодня является высокий, темноволосый человек по имени Аверелл Гарриман. В нем есть что-то от Гэри Купера и, одновременно, от Рэя Милланда. Этот человек способен отнестись к обстрелу своего самолета как к инциденту, не заслуживающему упоминания – даже перед своей семьей. Он имел отличие добавить к уже и без того лучезарному словарю Уинстона Черчилля классический американизм “так что?”. Гарриман имеет статус министра, хотя и не получает никакого жалования… Его работа, от которой он сам несет некоторый убыток, касается и всего того, что связано с деятельностью международного посланника (в ранге временного посла) для переговоров со Сталиным. Ему принадлежит рекорд путешествий, превзойденный разве только курьерами из Госдепартамента. За два года после своего назначения [в Великобританию] он тринадцать раз пересек Атлантику, докладывая президенту Рузвельту и другим официальным лицам о положении дел. Кроме того, он совершил два визита в Москву и два на Средний Восток… Гарриман руководил американской группой, которая вместе с английской частью делегации, возглавляемой лордом Бивербруком, осуществила первый совместный визит в СССР. Он также был рядом с Черчиллем во время последнего визита премьер-министра к Сталину [август 1942] на конференцию по “второму фронту”. Гарриман находился с президентом Рузвельтом, когда тот заключал с Черчиллем Атлантическую хартию, и сопровождал премьера во время инспекции войск на Среднем Востоке незадолго до начала текущей кампании»
