Рузвельт, как опытный шахматист, просчитывал свои ходы далеко вперед. СССР мог стать после войны единственной кроме США силой, способной идти самостоятельным путем и даже адаптировать политику, противоречащую американским интересам. Москва имела и свои территориальные требования. Являясь глашатаем самой широкой организации международной безопасности, президент и ответственные государственные политики США осознавали, что главные вопросы послевоенного устройства, если не случится чего-нибудь непредвиденного, после войны будут решаться в Вашингтоне и Москве. Следовательно, надо договариваться с СССР, втягивать его в разрешение проблем, имеющих глобальное значение, уходя от жесткой постановки вопросов о его собственных границах и сфер влияния в Восточной Европе. Как вспоминал К. Хэлл, осенью 1943 г. Рузвельт и его ближайшие помощники, к которым он относил и себя, «хотели восстановления нормальных дипломатических отношений между Россией и Польшей, хотели, чтобы Советское правительство согласилось с широкими принципами международного сотрудничества после войны, сгруппированными вокруг создания организации по поддержанию мира. Но мы не собирались настаивать на урегулировании во время войны таких специфических вопросов, как определение границы между Польшей и Россией»>238. Как Рузвельт, так и его ближайшее окружение в то время уже действительно пришли к убеждению, что Россия выйдет из войны одной из самых могущественных держав. Но можно только догадываться, какое место они отводили ей, скажем, через 20–30 лет. Очевидно, что стратегия привлечения СССР к разрешению широких международных проблем приносила США значительный выигрыш по времени, позволяла сохранить западный образ жизни в наиболее развитых европейских странах, а в перспективе давала Америке шанс расширить свое военное и экономическое влияние в различных уголках планеты и добиться тем самым контроля над большей частью ее ресурсов. Однако первым шагом к достижению подобной цели был разгром нацистской Германии совместно с другими союзниками по антигитлеровской коалиции.
После Тегерана Рузвельт начинает постепенно менять акценты в своей концепции «четырех полицейских», переводя ее с рельс чисто региональной ответственности на более широкий базис совместного контроля великих держав за миром на планете. Это стало очевидным еще в ходе работы конференции, когда он в частном порядке сказал Сталину, что ему импонирует мировая организация, состоящая из трех основных учреждений: 1) ассамблеи для ведения дискуссий и выдвижения рекомендаций; 2) исполнительного комитета для решения невоенных вопросов (он мог состоять из представителей СССР, США, Великобритании, Китая, дополнительно двух европейских государств, одного южноамериканского, одного ближневосточного и одного британского доминиона); 3) «четырех полицейских» (США, Великобритании, СССР, Китая) в качестве силового агентства, способного сдержать агрессию. Историк Д. Доенек приводит интересное замечание, что моделью для такой организации стала в федеральная система в самих Соединенных Штатах
