Абрахам был высок, худощав, с черной кожей и густыми вьющимися волосами. Он отлично владел английским, французским, немецким, итальянским, русским и арабским языками; впрочем, во время пребывания в Соединенных Штатах к двум последним языкам он не прибегал и даже не говорил никому, что их знает. Его краткое обращение к собравшимся вызвало замешательство. Абрахам заявил:
— Мы признаем, что ясное представление о вещах — наилучший путь к их познанию. Однако тут можно задать неожиданный вопрос: что нам, в сущности, известно о вещах, которые мы себе представляем, да и существуют ли вообще, помимо наших представлений, какие-то реальные вещи? В этом случае на помощь науке приходит здравый смысл и говорит: давайте действовать так, как будто этот внешний мир действительно существует, и начнем систематически постигать и изучать его. На основе этой гипотезы мы открыли мир материи и энергии, движущийся во времени и пространстве и проявляющий изумительные закономерности. В самом деле, в прошлом столетии мы достигли такого уровня знаний, который, казалось, открывал нам пути к познанию общих для всех вещей законов эволюции, и приблизились к познанию аналогичных законов, управляющих всеми формами жизни — растительной, животной и человеческой. И вдруг в наши дни все пошло прахом. При более глубоком анализе оказалось, что в этой движущейся материи, представленной, с одной стороны, бесконечно малыми частицами, а с другой — обширными звездными пространствами, нет не только каких-либо закономерностей, но есть совершенно противоречивые, сбивающие с толку свойства. Они настолько противоречивы, что, рассуждая, например, об атомах, мы вправе говорить только о вероятном или даже о случайном движении, которое мыслители донаучной эры довольно неудачно именовали «свободой воли». Время и пространство кажутся нам теперь лишь различными сторонами одного и того же явления, а вселенную можно научно объяснить лишь в том случае, если допустить, что мы способны измерить то, что считается пока неизмеримым, или тогда, когда мы познаем то, что сейчас кажется нам непознаваемым. Все это вызывает негодование у ортодоксальных ученых старшего поколения и насмешки со стороны священников, однако физики и математики доказывают свою правоту, расщепляя и синтезируя атомы, подчиняя своей воле световые лучи и стирая грань между движением и материей. Все эти явления бросают вызов ученым наших дней. В соответствии с этим, насколько я понимаю, будет развиваться и данная конференция. Изучая в пределах своих возможностей поведение человека на определенной территории, она или откроет закон, или же определит границы случайности.
