Это был человек с громовым голосом, когда-то очень энергичный, но за последние годы растерявший и силу, и способности. Он был строг и несколько заносчив с паствой, но подобострастен и покорен с белыми, особенно с богачами, вносившими некоторую лепту в церковный фонд. Когда священник состарился, руководство общиной фактически перешло в руки церковного совета во главе с негром по имени Карлсон; с помощью кружка со странным названием «Аминь» он делал в приходе что хотел.
Характерными чертами этой общины были еженедельные религиозные радения, организуемые кружком «Аминь». Кучка пожилых верующих, большей частью женщин, каждую неделю слушали проповеди. Начинались они неизменно в спокойном, почти разговорном тоне, но постепенно превращались в громкие, пронзительные призывы к богу и человеку. И тогда на сцену выступали члены кружка «Аминь»; они как бы возрождали обычай массового участия в богослужении, возникший задолго до появления греческого хора и распространившийся из африканских джунглей за океан, в Вест-Индию, а оттуда в Алабаму. Они вскрикивали и медленно приплясывали, рыдали и пели, взвизгивали и конвульсивно извивались; всех участников охватывала истерия, они тряслись, завывали и вопили словно одержимые. Истерия охватывала и большинство присутствующих, при этом белые посетители тайком хихикали в носовые платки, а позднее смаковали подробности негритянского богослужения. Нередко молящиеся доводили себя до полуобморочного состояния: многие в изнеможения падали на пол, другие, выбившись из сил и тяжело дыша, продолжали сидеть на стульях. Большинству членов кружка «Аминь» эти языческие оргии давали яркие, волнующие ощущения — нечто такое, ради чего они жили всю неделю. Иногда подобное повторялось и по средам на вечернях молитвенных собраниях.
В первое же воскресенье Уилсон с отвращением наблюдал это зрелище. Он произнес краткую проповедь, пытаясь поговорить с прихожанами по душам, поделиться с ними своими планами. Но стоило ему выразить нм сочувствие по поводу кончины старого проповедника, как члены кружка «Аминь» принялись столь бурно выражать свое горе, что Уилсон не смог больше сказать ни слова. После того как молящиеся довели себя до изнеможения, начался сбор пожертвований, затем все медленно покинули церковь. Новый проповедник не произвел особого впечатления на прихожан, а то, что думал о них он сам, лучше всего было ее высказывать вслух.
В течение нескольких недель Рузвельт Уилсон разбирался в новой обстановке. Прежде всего он осмотрел дом священника, неудачно распланированный, годами не ремонтировавшийся, без водопровода и канализации, насквозь прогнивший, с крысиными норами — дом был совершенно непригоден для проживания. Уилсон договорился, что будет жить и столоваться у одной из пожилых прихожанок по фамилии Кэтт, которую, как потом узнал Уилсон, за ее острый язык и свирепые повадки прозвали «дикой кошкой».
