– Можно? – стоя на пороге, она постукивала ногтями по дверному стеклу.
Не дожидаясь ответа, прошла мимо меня, подхватила со стола недопитую бутылку и, помахивая ею, надменно удалилась.
* * *
Наутро, памятуя о заседании, я прибыл загодя, дабы в полной мере исполнить долг образцового работника. Однако не тут-то было – вместо обещанного мероприятия, не успев войти в компанию, я угодил в цепкие лапы Ариэля, несмотря на своевременный приход, затянувшего заунывную песнь о десять ноль-пять. Я решил безропотно снести очередную процедуру, ни в чём не переча и по возможности соглашаясь. Рассеянно блуждая взглядом по скудному интерьеру, я терпеливо дожидался, пока начальник спустит пар. Тогда можно будет заварить крепкий кофе, покурить и оклематься. Но напор не ослабевал, а, напротив, становился более напыщенным, расцветая патетическими метафорами.
Исчерпав тему времени прибытия, Ариэль выходил на новый виток:
– …начинаю осознавать, что ситуация крайне серьёзная. Даже критическая! – Хмуро насупясь, он всверлился взглядом в поверхность разделяющего нас стола. – У нас разногласия на уровне базисных понятий.
И понеслось…
– Мы договариваемся, – брызжа слюной разорялся Ариэль, – а ты вытворяешь, что тебе вздумается! С тобой невозможно заключить простейшее соглашение!
Оказалось, имелся в виду второй аспект понятия "мы договорились". Шеф не преминул освежить мою память, напомнив, что первый аспект этого понятия связан с пресловутым "обоюдным согласием", о наличии же второго аспекта я, в простоте душевной, доселе даже не подозревал. Заметив искреннее недоумение, Ариэль указал на то, что мы уже не раз попадали в ситуацию, когда, согласовав некий вопрос, каждый оставался с иным представлением об отдельных нюансах договора.
Как я догадывался, кроме несомненного самодурства моего шефа, тут играли роль два фактора: погрешности человеческой памяти и неточности в определении понятий – именно то, к чему клонил Ариэль. Я уже пытался решить эту проблему, подробно конспектируя наши соглашения, но это не помогало. Непревзойдённый в своей непредсказуемости, он либо отметал мои доводы под каким-либо абсурдным предлогом, либо оскорблялся в лучших чувствах, риторически вопрошая, неужто я думаю, что он сам не знает, о чём мы договаривались.
В итоге я опустил руки и действовал по собственному разумению, заранее предвидя неминуемые вздрючки. И потому, уяснив в чём сыр-бор, я возвратился в созерцательное состояние.
