— Он на вас обидится.
— И пришлёт мне последнее письмо…
Рябинин кивнул. Она встала и легко, как перелетела, оказалась у двери, безвольно вжавшись в неё узкой спиной. Она стояла, чего-то выжидая.
Рябинин не понял, какая сила подняла его — не думал вставать и не собирался. Он подошёл к ней почти вплотную, сразу ощутив запах, филармонический. «Быть может»…
Так же не собираясь, он поднял руку и тихонько погладил её по плечу. Внизу горячие пальцы ответно коснулись его левой руки. И она тут же пропала из кабинета, так быстро, словно дверь и не открывалась…
«Не ожидал. Впрочем, почему не ожидал? Разве я Вас настолько знаю? И всё-таки не ожидал.
На меня устроили засаду и ловили, как дикого зверя. Я прыгал через кусты и скамейки. Убежал совершенно случайно, юркнув в толпу.
Что ж! Есть старая и банальная истина: насильно мил не будешь! Видимо, я захотел быть милым насильно…
Я давно бы мог жениться. Но для чего? Чтобы образовать союз двух людей для приобретения материальных благ? Мне хотелось другого союза — союза двух людей, заключённого для любви. Я знаю, почему Вы меня отвергли: у вас третий союз, самый сильный — любовь двух совместимых людей. Совместимых! А любовь бывает счастливой тогда, когда влюблённые совместимы.
Прощайте! Дай бог Вам любви. Дай бог Вам совместимости! И упаси Вас бог от такой одинокой любви, как моя. Ещё раз прощайте! Постараюсь Вас забыть. Может быть, получится. Быть может…»
Виктор Капличников слегка покачивался от радости. От жаркого, перемятого каблуками асфальта; от тихого горячего ветерка, в котором духов, казалось, больше, чем кислорода; от встречных огоньков, мельтешивших в густо-синих улицах; от встречной девушки в брючном костюме… Радость была всюду. Но шла она из внутреннего кармана пиджака. Там лежал жёсткий типографский прямоугольник свежего диплома. Капличникову хотелось зайти в какую-нибудь парадную. И ещё раз впиться в него глазами. Но он терпел, да в парадной и помешали бы. Два часа назад у Виктора было среднее образование, а теперь высшее. Два часа назад он был токарь, а теперь инженер.
Неприятности можно переживать в одиночестве. Радость же рвётся наружу, к людям. Этот диплом даже некому было показать: родители в отпуске, приятели в турпоходе. Он пожалел, что не пошёл вспрыснуть это дело с малознакомыми заочниками. Конечно, можно взять бутылку хорошего вина, пойти домой, положить перед собой диплом и выпить всю ёмкость мелкими глотками. И сидеть в притихшей квартире перед телевизором — единственным живым существом. Но ему были нужны люди и тот городской шум, который так всем надоел.
