Герштейн умолк, склонив свою огромную голову с курчавым венчиком седых волос и обширной плешью на макушке.
— Доктор, скажите честно, я — псих?
Он перевел на меня печальные, чуть навыкате глаза, пожал плечами.
— Я ведь вам, кажется, уже говорил, что мы все, абсолютно все, психи. Нормальные живут где-нибудь в глуши, в тайге, у моря-окияна, а мы, горожане, все с приветом. Плоды так называемой цивилизации. Но вы — если и псих, то тихий. С вами можно работать…
— Но если я, как вы говорите, «тихий», почему за мной такая слежка?
Доктор сонно взглянул на меня, поморщился.
— Не переживайте, голубчик, за мной тоже следят, — сказал он с обычной своей ухмылкой.
Я не понял, шутит он или всерьез.
— За вами?! Следят?! — воскликнул я. — Но почему?!
— А как вы думали? Нас, эмигрантов, оставить без надзора? Это было бы глупо с их стороны.
— Кого вы имеете в виду? Кто следит? Немцы или КГБ?
— И те, и другие…
Я замер. Господи, как я раньше этого не понимал! Двойной контроль! Это же элементарно! Я же в своей анкете честно указал все «почтовые ящики», где работал… Доктор, внимательно следивший за мной, утешительно похлопал меня по плечу:
— Ничего, голубчик, вот вернется ваша жена, возьмет вас домой, и всё будет о-кей.
— Доктор, прошу, умоляю, сделайте мне трепанацию черепа, у меня так болит голова! Ведь в Древнем Египте только так и лечили головную боль!
— Но при чем здесь Древний Египет?
— Ну как же, они закрыли луну, наступила тьма египетская, и теперь я египтянин!
— Да, да, — пробормотал доктор, — я забыл. Послушайте, при трепанации может выйти не только головная боль, но и ваша душа. Подумайте об этом. Есть более радикальный способ избавиться от головной боли — гильотина! Вы слышали что-нибудь о судьбе Лавуазье, великого французского химика? Ему в пятьдесят один год отрубили голову, и больше она у него никогда не болела! Лавуазье, ученый до мозга костей, попросил палача, чтобы тот, когда поднимет отсеченную голову, заглянул ему в глаза, а Лавуазье подмигнет ему правым глазом, что, по мнению Лавуазье, стало бы научным открытием, ибо сознание существует какое-то время и в отделенной голове…
Доктор хотел было уйти, но я буквально завопил:
— Ну и что дальше?!
— Палач, опытный гильотинщик, работы прорва, год шел 1794-й, разгул революционного террора, торопливо сказал ученому: никакого открытия, они, то есть отрубленные головы, обкусывают края моей корзины, и мне приходится менять ее каждую неделю! Спокойной ночи!
