— Тяни телогрейку. — А когда младший легонько взялся за рукав, капризно закричал: — Не тяни так, скаженный!
Младший накинулся на него:
— Молчи, дубина, без тебя знаю… Помогите, братцы!
С Захаренко сняли телогрейку, серый затасканный пиджак из хлопчатобумажной материи. Левая рука тракториста висела плетью.
— Подними-ка! — распорядился младший, но сколько старший ни поднимал руку — пот выступил на лице, — не мог даже оторвать от туловища.
— У него вывих, — вдруг сказал Свирин, и трактористы увидели: рука казалась приставленной к плечу — неловко и косо.
Младший брат огорченно покачал головой.
— Достукался, шоб те пусто было! Возись с тобой!
Старший Захаренко жалобно стонал. Маленьким казался он и обиженным.
— И все у меня не как у людей! Гришко, як делать будем?
Гришка налился кровью, закричал:
— Все люди падают, и ничего! Упасть как следует не может, дубина! Ложись на снег — вправлять буду!
Старший брат положил на снег телогрейку и послушно, со стоном стал укладываться на нее, жалобно попросив:
— Вы только сразу, не тяните долго!
Сашка Замятин хрустел костяшками пальцев, бледнел. А младший Захаренко, деловито скинув телогрейку, стал походить на профессора перед операцией. Он кивнул Свирину:
— Помоги мне! Ты руку держи, а я на мосол нажму.
Он помял пальцами выставившийся сустав, по-профессорски озабоченно покачал головой — трудна задачка.
— Не мни, морда! Тягайте сразу! — заорал старший брат.
— Шо ты кричишь? — удивился младший. — Не хочешь — не надо, жди до московского хирурга.
— Тяни же, Гришко!
Наступила тишина. Старший Захаренко замер в ожидании, когда брат нащупает мосол. Сашка поглядел на Калимбекова — нужно же куда-то смотреть! — и удивился: у того бровь полезла на лоб, да так и застыла — то ли вопросительно, то ли недоумевающе. Потом Сашка услышал, как тихо и утробно икнул старший Захаренко, тяжело вздохнул, как расседланная лошадь. Через мгновенье он заорал:
— Слезай с меня, морда! Чего расселся — вправил уже!
Торопливо соскочил младший Захаренко, очень довольный собой, потер руку об руку:
— Чистая работа, профессорская!
Старший брат презрительно посмотрел на него.
— Таких профессоров у проруби топить надо — два часа вправлял.
— Ну, ладно, ладно! — Младший брат снял кашне, сделал из него повязку, повесил на шею брата. — Толкай руку! — Подумал секунду и ворчливо добавил: — Это мне теперь одному машину вести. Удружил.
— Рычаги катать можно и одной рукой! Полсмены, конечно…
И никто не видел лукавой, торжествующей улыбки на лице старшего брата: он отвернулся.
