— Может, зайдете? — как-то преувеличенно спокойно спросил Бенас.
— Спасибо. Надо ехать. Примите мое глубочайшее соболезнование.
— Очень вас прошу — посидите хоть несколько минут. Вы одна?
— Да, я сама вожу машину.
— Тогда еще лучше. Садитесь, угощайтесь яблоками.
— Спасибо. Господи, какое несчастье. И сколько я развожу за неделю таких телеграмм… — печально говорила девушка.
— Сколько бы ни было таких случаев, для близких боль все та же.
— Да, это правда.
— Трудная у вас работа. Как и выдерживаете?
— Поначалу плакала, ночей не спала, стояли перед глазами все, кто открывал мне дверь, чтобы в маленькой свернутой бумажке принять свое несчастье. А потом стала привыкать.
— Угощайтесь.
— Спасибо. Мне уже…
Снова зазвонил телефон.
— Простите за беспокойство. Нет ли у вас случайно нашей девушки? Она вечно засиживается.
— Сейчас, пожалуйста.
Девушка длинными пальцами взяла телефонную трубку.
— Да, да, уже бегу. Сию минуту… Мне пора, — сказала она Бенасу. — Новая телеграмма.
— В добрый час. Спасибо.
В дверях девушка дважды кивнула ему и бегом спустилась с лестницы.
Стук двери был каким-то тяжелым. Выйдя на балкон, он еще долго смотрел на удаляющиеся красные огоньки машины. И все-таки — как при определенных обстоятельствах все может быть согрето, очеловечено. Наверное, существуют моменты, когда рука палача или орудие убийства могут источать тепло, подумалось Бенасу.
Включив настольную лампу, он долго глядел на холодное, как железнодорожный рельс, слово, раскладывая его на слоги: у-то-ну-ли. Каким простым, бесчувственным, холодным и бесстрастным было это слово, когда в городской «вечерке» он читал соболезнования, где оно так часто попадалось в скобках. Теперь это «ли» казалось невероятно тяжелым грузом, способным затянуть вглубь не только человека, но даже огромный корабль.
Часы в коридоре пробили четыре. Бенас отправился на кухню, нашел кусочек хлеба, искрошил, мелко нарезал две морковки и, открыв клетку, положил еду на дощечку. Потом вынул из клетки миску, наполнил водой и поставил ее на место.
Надо было что-то делать. Надо было, наверное, позвонить в деревню, где жили родители Деймы, может быть, надо было позвонить и своим родичам. Но все это он сделает днем, стоит ли будить людей посреди ночи, ведь ничего уже не изменишь. Пускай хоть эти несколько часов останутся для них счастливыми, хотя еще вопрос, бывают ли часы счастливыми, когда гибнут близкие люди, хотя ты об этом и не знаешь. Вынул из кармана пиджака бумажник, денег в нем было мало, придется ждать утра, когда откроют сберкассу. Подумал, что надо бы выйти в город, но как-то не хотелось покидать квартиру, а особенно телефон, который, пока его не будет, мог что-то сказать, опровергнуть, перечеркнуть…
