Мики с готовностью кивнул головой, как человек, всецело понимающий ситуацию.
– Видите, что творят эти полоумные? Эти, что нас бомбят?
– Вот именно – полоумные. Это вы верно сказали. – Мики открыл рот, чтобы повести мастерский разговор о политической ситуации в мире (любимое занятие подвергавшихся бомбардировкам сербов), но господин Драги не выказал и толики учтивости. Да и с чего бы ему ее выказывать? Гость был более чем вдвое старше хозяина.
– Здесь хранится… как бы это вам получше объяснить… Здесь хранятся важные документы. Очень важные, им нет цены.
Черные и слезящиеся над мягкими мешочками подглазий старческие зеницы вонзались сквозь опущенные на нос очки прямо в заспанный мозг Мики. Священнику даже почудилось, будто косматые брови старика угрожающе вздернулись вверх. Как маленькие ощетинившиеся зверушки. «Возможно, из-за этих своих косматых бровей он и получил такое прозвище», – подумалось Мики.
– Да. Именно так. Им цены нет, – продолжил старик. – Я храню их уже многие годы. А сейчас вот… Я испугался, как бы не вышло, как в прошлую войну, когда сгорела Народная библиотека… Все старые рукописи…
– Ужасно! – вздохнул Мики. – Почему именно с нами история постоянно повторяется?
Старик вглядывался в своего более молодого, но при том серьезного собеседника. На вид он был и удивлен, и обрадован его интеллектом.
– Да, это серьезный вопрос… Вечность… Мы отвратили свой взор от вечности. Потому и ситуации повторяются. Как вам известно, жизнь во времени сама по себе не так уж плоха. Плоха вера в то, что вне времени не существует больше ничего.
Время поглощает человека не потому, что он живет в нем, а потому, что он верит в его реальность и в результате забывает о вечности или пренебрегает ею.
Увидев, что попу нечего добавить к изреченной им фразе о повторении ситуаций, времени и вечности, старик махнул рукой и продолжил, понизив голос:
– Можем поговорить об этом в другой раз. Знаете, я тут немного понаблюдал. Мне знакома схема, по которой они бомбят.
Отец Михайло засмотрелся на волнистые искривления старческих губ, пожалуй, чрезмерно подвижных. «Как будто у них лопнули резинки», – подумалось ему. И его снова потянуло в сон. Целыми ночами он смотрел телевизор, ждал новостей и всякий раз после отдаленных взрывов подскакивал к окну – поглазеть на то, что можно было увидеть вживую. А утром отправлялся в церковь. С воскресенья наступал его черед совершать утрени, служить литургии Преждеосвященных Даров и отправлять вечерни, а также нести дежурство в приходской канцелярии.
