Остров Мория. Пацанская демократия. Том 2 | страница 55



Не забудем и о третьем Гансе, тоже важном лице, архиепископе Гундяге. Трое их, Гансов. Богатырей дура-ковских. Безумец, Дурак и Простак. Бывалый, Трус и Балбес. Старший Ганс – солидный Бывалый, опасный безумец. Младший Ганс – обаятельный Трус, дурак-дурачок. Гундяка с его проповедями – душка-Балбес, «святая простота».

Благо даря Дижу Быжу я много ездил по окраинам и слободам Мории, морийский народ восхитителен. Радушен, добр, силен, талантлив. За спокойным немногословием морийских людей скрывается творческая мощь, понимание природы человека и глубинных течений народной жизни. Почему в Мории такая пугающая тишина? Потому что народ спит, или потому что проснувшихся больно бьют по голове? Наверное, прав А.И. Герцен, наверное, и то, и другое. Что-то подсказывает мне, что, несмотря на кажущиеся застой, тишину и спокойствие Мории, эту страну ждут большие изменения и великое будущее. Мир ещё услышит и узнает о неординарной Мории.

На этом заканчиваю, дорогой Льюис. Кланяется Вам Диж Быж. Как всегда, привет Долу, Зюлу, Чёрной горе и малышке Люси. Остаюсь Вашим верным другом.

Капитан Александр».

Отправив это письмо со знакомым капитаном посетившего Морию английского судна, капитан Александр дал команду экипажу готовить корабль «Быстрые паруса» к отплытию.

Прощай, Мория, думал Александр. Счастливого тебе плавания, Мория. И невиданных свершений. Я уверен, так будет, будут эти свершения. Мы – друзья твои, Мория, и полюбили тебя, как свою вторую Родину.

Часть 5

Мория, любовь моя

Морийцы, сотни лет проводившие жизнь
лицом к лицу с изнанкой мира, со стихией,
где всё рождается и умирает,
накопили такую жизненную силу,
такое нерушимое спокойствие, веру в себя
и в помощь божию…
Нам по силам любые свершения.
Чтобы строить счастливую жизнь,
не нужны нам ни спермацет., ни амбра,
ни газ, ни нефть. Любые горы свернём,
живя в мире с отцом Морем,
матушкой Землей и дядюшкой Ветром.
Слава Мории! Мория, вперёд!
Из Дижа Быжа

Корабль «Быстрые паруса» бойко скачет с волны на волну, принимая на грудь белую кипящую пену. Всё дальше и дальше неординарная, нестандартная Мория, остров, поражающий воображение всех, посетивших его гостеприимные берега.

Капитан Александр размышляет о судьбе этой необыкновенной страны. У истоков Мории стояли замечательные люди, такие, как Себастьян Брант, поэт, философ, богослов. Как несгибаемый капитан, мужественный монах Иоанн Летсер, которого простодушные морийцы Апостолом любви называли и путали иногда со святым Иоанном Богословом. Атаман Гермек, сумевший объединить два мира, две цивилизации, морийцев, детей морской стихии, и китов-кашалотов, вогулов, королей морей. Кифа Великий, придавший невиданное ускорение древней Мории, заставивший сердца неторопливых морийцев биться вдвое быстрее. В этом ряду нельзя не упомянуть могучую фигуру Лома Михайла, заложившего основы Морийской Академии наук. Что случилось с Морией за почти четыре века благоденствия? Почему на место таинственных магов, ведунов-офеней, бережно выращивающих любовь ко всему живому, пришел мир нежити, мир холодного Ништяка и расчётливого чистогана? На место чистого родника христианской Морийской церкви, основанной Иоанном Летсером, пришли барыги церковные типа алчного архиепископа Ганса Гундяги и его приспешников, обманом подмявших под себя и подчинивших доверчивую и наивную церковную братию. Место морийского братства, добрососедства и всеобщего единства заняло братство Братанов вельможных, «демократия» пацанская, поставившая на поток постоянное ограбление праведного морийского населения. Вместо благих порывов и поиска общественного блага и справедливости – общественные науки, «на подтирки задов вельможных лишь годящиеся», как грубо, но точно, выразился мой друг Диж Быж. Вместо добрососедских переговоров и поисков примирения с участием друзей и родственников – злобные неправедные суды, презирающие простой народ. Политический сыск, созданный Великим Кифой для защитьг от происков зарубежньгх недругов, превратился в Тайный Писк, имеющий доступ ко всем порам общества, управляющий всем, что происходит в стране и в частной жизни. Загадочный и недоступный язык мирных офеней превратился в грубую, примитивную феню, арго современных агрессивных, нахрапистых блатных и наблатыканных; мощный мужской язык воинов на поле брани, обращающихся за помощью к отцу-матери, – в вульгарную, тупую и унизительную морийскую матерщину.