– Что еще за человек? – изумился прокурор. – У тебя было достаточно времени, чтобы этот человек, кем бы он не был, вмешался в ходе следствия.
– Прошу, сделайте звонок, иначе диалог не состоится.
Прокурор подошел к судьям.
– Чего он хочет? Зачем звонок? Кто знает, кто ответит, как бы на присяжных давления не было!
– Кому он может звонить? – усмехнулся председательствующий. – Его только один человек помиловать может, а уж он как раз этого делать не будет. Пусть звонит, разберемся с его контактами.
Прокурор вернулся на место.
– Хорошо, пусть продиктует номер. Адвокат, на громкую связь!
Кабанов продиктовал номер, раздались гудки, затем «Абонент недоступен, вы можете позвонить позднее».
– Что ж, звонок сделан, теперь я могу говорить. – Кабанов бросил взгляд на часы. 10-30.
– Почему я, по словам прокурора не люблю Родину? А что такое родина? Поля, реки, березки? Широта, простор, разгуляй? – Кабанов обвел взглядом зал. – Или все-таки люди и соответствующие общественные отношения? Скажите, как можно любить землю – территорию? Где зима полгода. – Кабанов усмехнулся. – Нет, любить, конечно, можно в теплом домике, под пледом да с водочкой да под закусончик. Умом так только тронешься дома сидеть. А как людей можно любить наших?
– Так, давай, давай! – поддержал прокурор. – Прояви свои чувства к народу.
Кабанов, прищурившись на оппонента, продолжал:
– Сразу уточню, если говорю русский вместо россиянина, речь идет не о русом молодце с правильными чертами лица, не о потомке славянки и викинга, а о быдле с картофельным носом на смуглой ряхе с пивным брюхом.
Зал зашумел: «кого он быдлом назвал?», «смотрите, какой дворянин выискался!»
– Кого я должен любить? Алкаша в рюмочной, депутата-жиртреста, дорожного хама, мента продажного, соседа-доносителя…
– Хватит, хватит Мы поняли: народ тебе не ровня. И вот ты своим, с позволения сказать, произведением решил обличить, показать, кто виноват и что делать. Такой макулатуры диссидентами всех времен столько высрано, до сих пор убирать приходится. Те тоже себя самыми умными считали, только ничего сделать не могли – боялись!
Один из конвоиров придвинулся к другому, сузив глаза в щелку, сказал на своем наречии:
– Рузке даже не рабы. Чмыри. Боятся что-то сделать, им страшно сопротивляться, они даже повеситься боятся. Их и параша устроит.
– Этот, говорят, даже не сопротивлялся при аресте. – отвечал второй.
–Раз уж мы решили отказаться от эвфемизмов, тогда вопрос простой – почему в говне живем мы? Почему в Европе и Америке такие производства, дороги, небоскребы? Почему у них получается, а в России нет?.
