Впрочем, кое-какие признаки-призраки жизни были в сохранности. Например, гирлянды из бумажных медуз, натянутые между деревьями поперек грунтовых дорожек. Или шарнирные скелеты Катрины, мексиканской Леди Смерти, в роскошных дамских нарядах XVIII столетия, выставленные в преддверии Дня мертвых. Или традиционные пирамиды сахарных черепов, изготовленных по тому же поводу. Или, наконец, усыпанные маргаритками алтари, где помещались фотографии и любимые предметы усопших. Вся эта атрибутика смертолюбивой культуры свидетельствовала о том, что город вымер не окончательно.
– Так, значит, здесь кто-то еще живет?
– А ты как думал, – заулыбался Же, – жизнь после смерти. Не в шахтах же мы будем ночевать.
– По мне так и в шахтах нормально, если без грызунов и без насекомых.
– Тут тебе не Африка, друг дорогой, не Гана какая-нибудь, а цивилизованный город. Хоть и призрак.
«Жизнь после смерти» оказалась благоустроенной фазендой с большим участком, разбитым на несколько патио, где все цвело, тенькало и приторно благоухало. Управляющего фазендой звали Ник; Же отрекомендовал его как старого друга. Техасец Ник перебрался сюда с любовником Педро лет десять назад. Владелица, некая богатая сеньора из Мехико, никогда не бывала в этом коттедже, доставшемся ей по наследству, однако продать родовое имение американским постояльцам отказывалась. Ник и Педро сокрушались, но продолжали грандиозный проект реставрации, и за десять лет развалюха превратилась в хоромы, так что, если бы несговорчивая рантье и согласилась продать им свои владения теперь, они пришлись бы им не по карману. Педро зарабатывал дизайном садовых участков, а Ник, профессиональный фотограф в прошлой жизни, переквалифицировался в кровельщика и подвизался от случая к случаю в близлежащем городке Сан-Мигель. По вечерам стареющая чета курила анашу на веранде в компании собаки и котенка, которых назвали одним и тем же именем – Руби.
Нам отвели гостевую комнату во флигеле, украшенную многочисленными индейскими цацками и отопляемую печью-голландкой, которую мы, застигнутые врасплох ночным похолоданием, так и не сумели растопить. Утром нас разбудил заупокойный голос из репродуктора, доносившийся откуда-то со стороны главной площади.
– Это местный обычай такой, – пояснил Ник, – по утрам новости из репродуктора, а по вечерам петарды в честь какого-нибудь праздника. У наших индейцев праздники – 256 дней в году. В основном религиозные, конечно. Христианские, языческие – неважно. Но обязательно с фейерверком. А сейчас особенно: проводы Пятого солнца, как-никак. Слыхали небось про Пятое солнце? Говорят, по индейскому календарю 2012 год – последний.
