Однажды в ночном клубе Стамбула Джиллиан испытала глубокое потрясение, не сразу поняв его причину, – она обнаружила одну из этих размалеванных нежно-розовых и нежно-голубых Дев Марий «в натуральную величину» в числе прочих «украшений» – не то вешалка для шляп, не то немая официантка; точно так же в соответствующем западном клубе можно обнаружить многорукую индуистскую богиню или пластмассовую Венеру. И вдруг на месте этой куклы Джиллиан увидела настоящую Марию, растерянную старую женщину со ссохшимся бесполезным чревом и пустым взглядом – ведь ее сын был жестоко, с садистской медлительностью замучен у нее на глазах; и теперь шаркающей походкой бродила она по улицам Эфеса, тихо ожидая, когда к ней придет смерть. И та наконец пришла. Только тогда, после всего этого, уже после своей смерти, старая женщина, существовавшая в действительности, превратилась в Богоматерь, в Царицу Небесную. Джиллиан вдруг почувствовала каждый дюйм собственной дряблой и увядающей кожи и вспомнила о каменных глазах той богини, о ее грозном достоинстве, о ее двусмысленных пышных грудях, а может, ожерелье из отрезанных мужских яичек или целехоньких куриных яиц, обвившем шею богини в момент ее торжества, и поняла, что реальна эта богиня или нет, но она действительно существовала и будет существовать – и там, в будущем, останется куда более живой, энергичной и бесконечно более могущественной, чем она, Джиллиан Перхольт, сейчас; и эта богиня будет стоять здесь и перед ее детьми, и перед детьми Орхана, и перед детьми их детей и по-прежнему улыбаться, когда и она, и Орхан давно уже станут прахом, распадутся на атомы.
И, подумав об этом в окружении улыбающихся друзей, в самом центре Эфесского театра, Джиллиан вновь испытала нечто вроде странной остановки в течении ее собственной жизни, как то было, когда ей явилось видение Терпеливой Гризельды. Она протянула руку Орхану, но более не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой: она как бы находилась внутри огромного жужжащего темного облака, вспыхивавшего огнями, и чувствовала аромат цветов и запах собственной крови, и слышала, как ее кровь шумит и бьется в венах, и все же не могла шевельнуть ни единым мускулом. Еще мгновение – и рыдание влажной волной поднялось у нее в груди, и Орхан, поняв, в каком она состоянии, ласково обнял ее за плечи и успокаивал, пока она не пришла в себя.
В самолете, на пути обратно в Стамбул, Орхан спросил:
– Извини, но ты действительно хорошо себя чувствуешь?
