– Мать твою, скрывает что-то, – злобно сказал Рудольф, перехватывая лайнер.
Чем быстрее они шли, тем тяжелее становилось дышать. Фильтры респиратора работали изо всех сил, стягивая кислород буквально со всей округи, но все равно этого было мало. Йонге тяжело глотал воздух, раздувая пострадавшую грудную клетку, и каждый такой вдох отзывался иголочками в спине. Раны уже затянулись, но корка присохла к коже, натягивая ее при малейшем движении. Йонге поиграл плечами, ощутил мучительный зуд и сосредоточился на том, чтобы смотреть, куда ставит ноги.
Сайнже было легче всех – оружия он не нес, если не считать того, что к нему было намертво прикручено, а когтями мог цепляться за поверхность не хуже, чем шипами спецобуви. Волей-неволей оказалось, что он вырвался вперед и прокладывал маршрут.
Людям все равно приходилось идти в обход там, где яут просто прыгал, и постоянно оглядывающийся охотник то и дело недовольно ворчал.
По нему совершенно не было видно, что он страдает от голода или последствий долгого анабиоза. Йонге преисполнился глухой и завистливой злобы, но она была даже кстати – помогала идти и не падать. Он мечтал, что когда они доберутся до корабля, то яут попадет в карантин и будет там отсиживаться, скрючившись в три погибели. В болезненно прищуренных глазах Рудольфа читались примерно те же желания и чаяния.
Ничего, еще сотню километров…
Даже думать было тошно.
Йонге мысленно сплюнул и утешился мыслью, что хотя бы с едой и водой у них нет особых проблем, в отличие от яута.
Рудольф, похоже, начал впадать в состояние полуавтономности, отпуская при этом контроль над глейтером. Йонге пришлось дышать еще чаще, пока, наконец, он не остановился. Рудольф, полностью синхронизировавшийся с ним, остановился тоже.
Подзатыльник немедленно привел механика в себя. Осоловело моргая, он смотрел на Йонге, крепко сжимая лайнер.
– Не западай, – велел Йонге. – Мне дышать нечем из-за этого. За двоих я не потяну.
– Понял.
Кивнув как автомат, Рудольф стиснул челюсти – Йонге не видел этого, но был уверен – и снова двинулся следом за успевшим оторваться от них яутом. Йонге пристроился ему в хвост.
На ходу он начал отдирать тонкие полоски пластыря от тыльной стороны ладоней – сначала аккуратно, а потом смелее, когда с каждым сантиметром свободной кожи все больше убеждался, что регенерация прошла успешно. Новая кожа была розовой и тонкой, но все же это значительно лучше, чем панцирь из пластыря и антибиотиков.
