Люк не поддавался. Сайнжа перестал налегать на рукояти, зашипел и отступил. Судя по нервно дергающимся челюстям, его не устраивал очередной провал. У Йонге просто руки чесались взять маркер и поиздеваться, но он сдержался.
Вместо этого написал: «Отойди» и помахал табличкой у яута под носом. Сайнжа скрестил руки на груди и шагнул чуть в сторону. Свет фонаря метнулся по стенам и ушел вверх – яут высокомерно задрал голову.
– Давай прорежем дырку, – воодушевленно сказал Йонге, взглядом ища напарника.
На прицельной рамке вспыхнул свет.
– Просверлить хорошую дырку я всегда готов, – хмыкнул Рудольф.
Йонге тоже шагнул в сторону и сделал широкий жест.
Проходя мимо, Рудольф задел Йонге, и внезапная приливная волна синхронизации заставила первого пилота шумно втянуть воздух. Рудольф сбился с шага, остановился, прислонил лайнер к стене и круто развернулся.
– Респиратор сними, – потребовал он.
– Не понял?
Рудольф шагнул вперед, сдергивая с себя пыльную резиновую маску, и даже в скупо льющемся из-за его спины свете Йонге успел заметить контраст между чистым лицом под защитой и потемневшим – вокруг. Миг спустя Рудольф так же молниеносно содрал с него респиратор, еще шагнул, уже тесня напарника решительно выпяченной грудью, и с размаху поцеловал.
Они так стукнулись зубами, что Йонге глухо взвыл от боли. Рудольф сгреб его за затылок, притягивая к себе. Поверх боли и пугающего возбужденного трепета яростно вспыхнуло его, Йонге, собственное и чистое негодование.
Полторы тысячи дней: четыре года и еще месяц они держались на почтительном расстоянии друг от друга. Соблюдали личные границы, уважали право каждого на приватность и успевали поймать синхрон, когда начиналась лишняя раскачка.
Один вылет похерил всё.
На три секунды Рудольф заглушил его губами, а затем отпрянул, и Йонге в ярости отшвырнул его руку. Оба задыхались – бедный кислородом воздух обжигал горло и легкие. Йонге судорожно натянул респиратор обратно, чувствуя, как они опять синхронизируются, и видя, как руки Рудольфа двигаются точно такими же суматошными рывками, терзая завязки и магнитные липучки.
– Совсем ебанулся! – рявкнул пилот, нервно вытирая ладони о штаны. – Я сказал, жри церебролин! Еще руки протянешь, пристрелю нахер!
– Надо было все-таки трахнуться еще на первом вылете.
Рудольф почти мурлыкал, и это злило даже больше, чем мутные глаза наркомана и поплывший взгляд. Яут, с интересом наблюдавший за разыгравшейся драмой, издал вежливое клокочущее покашливание, и Рудольф резко отвернулся.
