Иногда я завидовал одногруппникам, но больше частью – жалел их. Не имея глобальной цели, какую имел я, они неслись по течению жизни, ослепленные физиологией, и этим ничем не отличались от тараканов, вольготно проживавших вместе с нами в общежитии.
В детдоме я тоже выделялся из общей массы, потому что занимался несвойственной для старшего воспитанника работой: помогал повару тете Маше, возился с младшими, не воровал, не пил, не дрался с деревенскими. Сироты на меня смотрели косо, но не трогали, потому что просто было некому: старше меня остались только девчонки, а сверстников я не боялся. Я жил в ожидании своего совершеннолетия, когда можно будет стать свободным человеком и начать поиски брата.
И вот в каникулы, 30 января, когда я пилил дрова за сараем, а Лерка Владимирова терлась рядом, всячески строя мне глазки, во двор въехал темно-синий, почти черный «Чероки». Он был не первой молодости, где-то середины девяностых, его заднее левое крыло недавно заменили, и оно выделялось более светлым цветом. Впрочем, пара дней по нашему бездорожью и слякоти – и от разницы в цвете не останется и следа. Я не видел номера машины, но точно знал, что приехал кто-то чужой: таких джипов я не помнил ни у местных чиновников, ни у здешних бизнесменов, которые частенько наведывались к нам с показушной благотворительностью.
Из джипа долго никто не выходил, и мое любопытство росло с каждой секундой. К тому же сквозь тонированные стекла не было видно, сколько человек сидит в салоне.
– Как думаешь кто? – Лерка тоже наблюдала за машиной гостя.
– Не знаю, – почему-то шепотом ответил я, и когда дверца водителя открылась, мне вдруг стало нехорошо. Я на секунду представил, как из джипа сейчас выйдут несколько бандюганов и откроют стрельбу по сиротам. Я хотел предотвратить это, но не знал как, поэтому бросил Лерке: «Жди тут!» и шагнул навстречу неизбежности.
В следующую секунду я изумленно замер: из джипа вышел Вовка. Он стал еще плечистее и выше, и его мощную фигуру удачно подчеркивала короткая теплая куртка и черные штаны, заправленные в армейские сапоги, какие носят десантники. Довершала портрет трехдневная щетина, которая придавала лицу брата мужественности. Я не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. А Вовка, словно виделся со мной только вчера, привычным движением захлопнул дверцу, поставил машину на сигнализацию и только после этого улыбнулся.
Он все так же чуть сильнее оттягивал правый уголок рта, из-за чего улыбка получалась немного скошенной вправо, как будто он по-доброму усмехался над неумелыми младшими братьями. Но эта улыбка стоила дороже всех сокровищ мира. Я задохнулся от сердцебиения и наконец смог сойти с места – бросился брату на шею, как будто мне все еще было десять лет. Вовка обнял меня, и я ощутил, какая сила появилась в его руках. Возможно, в детстве он просто не сжимал нас так крепко, как теперь.
