– Когда я служил в Чечне, случилось нечто, – Вовка говорил с паузами, мучительно подбирая слова. – Мы двигались автоколонной по горной дороге, и первая машина наскочила на мину. Боевики, которые ждали в засаде, подбили последнюю машину, и мы оказались запертыми в смертельном кольце. Это был ад. Сколько ни готовься к боевым действиям, сколько инструктажей ни проходи, все равно, когда это случается, ты ведешь себя так, как подсказывает тебе инстинкт, а не пункты инструкции. Только опыт помогает выжить, но в тот день даже он оказался бессильным. Нас расстреливали из автоматов и минометов, поливали огнем, превращая людей в бесформенные окровавленные куски. Из сорока с лишним человек выжило только трое – и все с тяжелыми ранениями. Меня в той перестрелке сильно контузило, кусок железной обшивки грузовика вонзился мне в спину, и я не мог пошевелить ногами. Думал, что мне перебило позвоночник. Это фактически означало смерть: я не смогу добежать до укрытия, не смогу даже отстреливаться. Я лежал беспомощный рядом с пылающими останками грузовика, и молился, чтобы смерть наступила быстро.
Тогда-то я и увидел их – летающих жутких тварей. Они появлялись из ниоткуда, из дыма и огня, пикировали на раненых или убитых, вырывали из их тел души и тут же поглощали. Я на руках пополз к обочине, надеясь скрыться от этой новой бойни, когда одна из тварей бросилась ко мне. Я увидел, как сверкнули ее глаза, увидел острые зубы… Еще пара секунд, и она бы вонзила их в меня, но что-то отбросило монстра в сторону. Алая молния прошила пространство, и твари забеспокоились, кинулись врассыпную. Потом был еще один взрыв, от которого меня отшвырнуло метра на четыре. Я упал на камни, совсем не чувствуя боли. Я думал, что мне оторвало и руки и ноги, я боялся открыть глаза. Мне казалось, что легче умереть зажмурившись, чем глядя на этот кошмар…
Пальцы брата принялись крутить чашку, и чем дальше заходил рассказ, тем сильнее набирала обороты чашка.
– Но кое-что заставило меня открыть глаза. Это был мамин голос.
Вовка бросил быстрый взгляд на меня, а я боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть рассказчика.
– Понимаешь, от контузии я оглох и не слышал ни взрывов, ни стрельбы, ни криков, но ее голос был отчетливым и явным. Он звучал так, как для тебя сейчас звучит мой. Я открыл глаза, но не увидел ничего, кроме ярко-розового облака. Оно окутывало меня, как туман, и внутри него было очень уютно и безопасно. Я сразу понял, что это облако и есть мама. Она рассказала мне все – про драконов, про лиг, про то, что в своей смерти она не винит твоего отца.
