Целый месяц мы жили втроем – словно бабушки и не было никогда. Соседи нам помогали, но по сути ничего и не изменилось: Вовка все так же был главой семьи, а мы – все так же оставались его младшими братьями. Я думал, что все самое страшное позади, что мы справились, но ошибся: что десятилетний пацан вообще понимает в жизни? Оформить над нами опеку Вовка так и не смог: работа у него хоть и была, но платили мало. Комиссия посчитала, что этого недостаточно, чтобы прокормить двух иждивенцев. А то, что в то время на мизерные зарплаты жила практически вся деревня, чиновники в расчет не брали. К тому же восемнадцать лет Вовке исполнялось лишь в октябре, а до этого времени ему категорически нельзя было заботиться о младших братьях. Поэтому нас с Максиком отправили в детский дом №12, что находился в шести километрах от райцентра. Два месяца Вовка приезжал к нам каждые выходные, рассказывал, как продвигаются дела с нашей опекой, делился планами, в какие еще инстанции он намерен обратиться.
Пока в детдоме был Максик, это придавало мне сил. Я ощущал себя старшим братом, который должен нести ответственность за младшего. Мне хотелось, чтобы Вовка мог гордиться мной, чтобы он, когда ему все-таки разрешат взять опеку над нами, сказал бы мне: «Молодец, Женька! Ты отлично справился!» Я слышал в голове его голос и старался вовсю.
Впрочем, заботиться о Максике было несложно: мы держались вместе, чтобы нас не обижали. Правда, вовсе избежать покушений нам так и не удалось: у мелкого украли игрушки. Такие же первоклашки, как и он, которые выросли в детдоме и не видели ничего лучше поломанных игрушек, уцелевших от старших товарищей. Максик же был обладателем шикарного водяного пистолета, набора солдатиков, у которых двигались руки и поворачивались головы, и двух гоночных машинок на пружинной тяге. Поначалу сироты попытались пойти проторенным путем и попросту отнять игрушки, но отобрать что-то у Максика было сложной задачей. Несмотря на небольшой рост и тщедушное телосложение, он дрался с такой отчаянностью, что одним этим повергал врагов в ужас. Он не стеснялся пускать в ход зубы и ногти, он умело превращал в оружие любой предмет – от карандаша до дверной ручки. Он интуитивно находил болевые точки противника и бил туда, попадая точно в незажившие раны и свежие синяки. По верткости он напоминал дикого хорька и мог выскользнуть из любой хватки. Поэтому после пары неудачных попыток отобрать у Максика игрушки сироты сменили тактику и просто их украли. Против такого приема брат оказался бессилен и пришел за помощью ко мне.
