Также вам предоставляется возможность продолжить ваше обучение по программе седьмого курса с целью сдачи выпускных экзаменов ЖАБА.
Директор Школы чародейства и волшебства,
Минерва Макгонагалл.
P.S. Мисс Грейнджер, для должности преподавателя сертификат ЖАБА необязателен, все в курсе ваших интеллектуальных способностей, но если пожелаете, то Гриффиндор всегда к вашим услугам».
Но среди всех этих писем было ещё несколько, особенно дорогих ей.
Спустя пару дней после битвы за Хогвартс, отдав дань уважения погибшим и разделив радость победы с выжившими, Гермиона отправилась в Австралию за родителями. Процесс восстановления памяти оказался несложным; сложнее было всё объяснить им и убедить, что эта амнезия была необходима. Всё-таки укрывательство от власти, пусть и магической, казалось законопослушным Дэвиду и Шарлотте чем-то в корне неправильным. Но долгие разговоры с дочерью, подробные (по возможности) рассказы понемногу склонили чашу весов в сторону Гермионы, и они успокоились. А вскоре после возвращения в Англию к младшей Грейнджер стали приходить репортёры из «Ежедневного пророка» и других периодических изданий: задавали вопросы, брали интервью и относились к ней так, будто она была по меньшей мере спасительницей Вселенной. Кроме того, почти каждый день заглядывал кто-нибудь из друзей — за это лето Гермиона представила родителям человек тридцать, начиная с Невилла и заканчивая Биллом и Флёр.
Едва Гермионе удалось выкроить свободную минутку после приезда, она занялась сортировкой почты. Десятки писем с поздравлениями, столько же — с приглашениями на работу, и вдруг среди них она наткнулась на конверт из плотной бумаги, закрытый печатью международного образца.
Её сердце пропустило один удар. Хотя они переписывались уже три года, она всегда волновалась, когда получала от него весточку.
Знакомый размашистый почерк. Как давно она его не видела, не читала этих милых, немного неверно построенных фраз...
Письмо было датировано четвёртым мая.
«Дорогая Гермиона!
Надеюсь, что с тобой всё в порядке. Как только я узнал о том, что случилось у вас позавчерашней ночью, сразу же сел за письмо. Сообщи мне, как сможешь. Я видел в газетах ваши фотографии — твою, Гарри, Рональда; я понял, что ты цела и невредима. Но мне нужно услышать эти слова от тебя лично. Напиши мне.
Буду ждать.
С наилучшими пожеланиями,
Виктор».
Когда она прочитала это письмо, на календаре было уже двадцать первое мая.
— Гермиона!
