Сидониу, собравшись с духом, но на всякий случай прикрыв глаза, резко толкает дверь. В комнате чисто, ничем не пахнет, ни следа насилия. Наоборот, здесь царит дух покоя и монастырского порядка: кровать аккуратно заправлена выстиранным и выглаженным бельем. Очки, браслет и блокнот ровненько разложены на прикроватной тумбочке.
— Кто здесь остановился?
— Никто.
— Как никто?
— Был жилец. Теперь нет.
— Уехал? Ушел?
— Ушел. Из жизни.
— Умер? Как это случилось?
— Не знаю. Спросите у патрона. У другого патрона, я имею в виду.
— И никто не приходил за вещами?
— Закройте дверь, доктор, и верните ключ, а то мне попадет из-за вас…
Далее беседа скатывается в метафизическое русло. Кто здесь жил? Портье, избегая прямого ответа, уводит разговор в сторону: «жил» — это неправильно. У глагола «жить» не бывает прошедшего времени.
Глава седьмая
Накануне шел дождь, и Сидониу нарушает полдневный покой сельской улочки, прыгая наподобие кенгуру через лужи в малодушном стремлении уберечь ботинки. Он обходит рынок и оставляет позади пансион, в котором остановился, как только прибыл в поселок Мгла.
Дону Мунду он обнаруживает на заднем дворе. Она развешивает белье. Врач идет, раскачиваясь и смешно пританцовывая, уворачиваясь от хлещущих на ветру простыней.
— Как вы думаете, доктор, будет еще дождь?
Доктор задирает голову, но бескрайнее небо не в его компетенции. Здешние тучи ему чужие, да и будь они даже лиссабонскими тучами, он не смог бы прочесть по ним прогноз погоды. Нет, он не из тех, кого в поселке зовут «толкователями туч».
— Каждый раз, как развешиваю простыни, — доверительно сообщает Мунда, — этот подглядывает за мной из окна. Бедняга думает, что я готовлю ложе для нашей новой брачной ночи…
— А почему бы и нет?
— Ни за что.
— Но почему?
— У меня на то свои причины.
— Но вы все еще любите его. Видно же, что любите.
— Любовь тут не ночевала.
— Подумайте как следует, дона Мунда.
— Я хочу, чтобы он помер. Вот как помрет, буду спать с ним хоть все ночи подряд.
Врач гоняется за ней между развевающимися простынями, будто в салки играет.
— Но скажите, почему вы его так ненавидите.
— Ненавижу? Много чести.
— Но убивать-то его за что? Что он вам плохого сделал?
— Не так сделал, как еще сделает.
Бартоломеу не настолько труслив, чтобы быть злодеем. С какой стати ему замышлять что-то против собственной жены?
— Бартоломеу не причинит вам зла.
— Так отчего же, спрашивается, он мне каждый день угрожает?
