Божьи яды и чертовы снадобья | страница 18
— Извините, доктор, — ворчит Мунда, — по-моему, вы ему слишком потакаете.
К примеру, Уважайму велит не допускать других посетителей в медпункт, когда сам прибегает к его услугам. А врач и рад стараться. Да к тому же закрывает глаза на то, что Уважайму умыкает с медицинского склада продукты, медикаменты, спирт, матрасы, простыни. Португалец признает, что действительно слишком уступчив. Но он не знает, как вести себя в мире, где у предпринимателей нет предприятий, а государственные служащие решают исключительно частные вопросы.
Но вот опять наступает покой, и поселок постепенно приходит в себя после шумного нашествия. Говорят, будто тишина внушает страх, потому что в пустоте никто ничему не хозяин. Возможно, по этой причине врач торопится вновь заговорить:
— Почему бы нам не рассказать вашему мужу?..
— О чем?
— Обо всем, о нас с Деолиндой…
— И думать нечего. Бартоломеу ни за что не согласится.
— Но почему? Потому что я белый?
— Не в этом дело. У моего мужа очень странные отношения с дочерью.
— Может быть, потому что она ваша единственная дочь?
— Все дети единственные.
Барабанщики бегом догоняют процессию. Они отстали: остановились помочиться на площади, под огромной акацией. Кивают врачу и торопятся вернуться в строй и попасть в такт.
— Знаете, доктор, я пойду, а то поздно уже.
— Я провожу вас.
— Не надо. Здесь не принято, чтобы мужчина провожал женщину, разве что виды на нее имеет.
— Я врач, да еще и иностранец.
Мунда упорно отнекивается, но врач берет ее под руку и ведет к дверям. Она делает несколько шагов, но внезапно рука ее выскальзывает из-под его руки, и она отступает в сторону.
— Только учтите: мне ничего не надо…
— Я знаю.
— Я не хочу, чтобы вы дарили мне все эти вещи, которые Деолинде все никак не надоест заказывать.
— Знаю, дона Мунда.
— Если бы моей дочери — да другие мозги, если бы жизнь ее сложилась по-другому, то я бы попросила вас, господин доктор… Ну ладно, что уж теперь говорить…
— Говорите, дона Мунда, не смущайтесь, просите о чем угодно.
— Я бы попросила вас увезти ее, доктор, увезти мою дочь подальше отсюда.
Потому что здесь, считает Мунда, — все равно что на корабле в пожар: не утонешь, так сгоришь.
— Ваша дочь не хочет уезжать из страны.
— Моя дочь сама не знает, чего хочет. Потому она и просит чего-то все время: не знает, чего хочет…
Кто все время чего-то просит, ничего по-настоящему не хочет — так думает Мунда о дочери и обо всех, кто постоянно клянчит.