Божьи яды и чертовы снадобья | страница 18





— Извините, доктор, — ворчит Мунда, — по-моему, вы ему слишком потакаете.



К примеру, Уважайму велит не допускать других посетителей в медпункт, когда сам прибегает к его услугам. А врач и рад стараться. Да к тому же закрывает глаза на то, что Уважайму умыкает с медицинского склада продукты, медикаменты, спирт, матрасы, простыни. Португалец признает, что действительно слишком уступчив. Но он не знает, как вести себя в мире, где у предпринимателей нет предприятий, а государственные служащие решают исключительно частные вопросы.



Но вот опять наступает покой, и поселок постепенно приходит в себя после шумного нашествия. Говорят, будто тишина внушает страх, потому что в пустоте никто ничему не хозяин. Возможно, по этой причине врач торопится вновь заговорить:



— Почему бы нам не рассказать вашему мужу?..



— О чем?



— Обо всем, о нас с Деолиндой…



— И думать нечего. Бартоломеу ни за что не согласится.



— Но почему? Потому что я белый?



— Не в этом дело. У моего мужа очень странные отношения с дочерью.



— Может быть, потому что она ваша единственная дочь?



— Все дети единственные.



Барабанщики бегом догоняют процессию. Они отстали: остановились помочиться на площади, под огромной акацией. Кивают врачу и торопятся вернуться в строй и попасть в такт.



— Знаете, доктор, я пойду, а то поздно уже.



— Я провожу вас.



— Не надо. Здесь не принято, чтобы мужчина провожал женщину, разве что виды на нее имеет.



— Я врач, да еще и иностранец.



Мунда упорно отнекивается, но врач берет ее под руку и ведет к дверям. Она делает несколько шагов, но внезапно рука ее выскальзывает из-под его руки, и она отступает в сторону.



— Только учтите: мне ничего не надо…



— Я знаю.



— Я не хочу, чтобы вы дарили мне все эти вещи, которые Деолинде все никак не надоест заказывать.



— Знаю, дона Мунда.



— Если бы моей дочери — да другие мозги, если бы жизнь ее сложилась по-другому, то я бы попросила вас, господин доктор… Ну ладно, что уж теперь говорить…



— Говорите, дона Мунда, не смущайтесь, просите о чем угодно.



— Я бы попросила вас увезти ее, доктор, увезти мою дочь подальше отсюда.



Потому что здесь, считает Мунда, — все равно что на корабле в пожар: не утонешь, так сгоришь.



— Ваша дочь не хочет уезжать из страны.



— Моя дочь сама не знает, чего хочет. Потому она и просит чего-то все время: не знает, чего хочет…



Кто все время чего-то просит, ничего по-настоящему не хочет — так думает Мунда о дочери и обо всех, кто постоянно клянчит.