Мои темные локоны падали на пол, а по щекам катились слезы. Когда миссис Крейги закончила, шее стало холодно.
— Ну вот, — подвела она итог, — теперь ты выглядишь, как положено маленькой девочке.
Она подвела меня к зеркалу, и я себя не узнала. Короткие волосы не доставали до плеч, а над красными мокрыми глазами теперь была тяжелая темная челка. Миссис Крейги превратила меня в воспитанницу приюта, в девочку из работного дома — в существо, которое должно быть за все благодарно и поступать, как велено.
В Монтрозе каждый день был точной копией предыдущего. С утра мы умывались ледяной водой, потом завтракали пересоленной кашей и жидким чаем. Затем изучали математику и читали Библию, а после полудня гуляли и зубрили латынь. Кроме того, настоятель Крейги непрерывно пытался сгладить мой непривычный выговор, извести нездешнюю напевность моей речи.
— Порядок выправляет природную непоседливость ребенка, — провозглашал он.
Учение было мне внове. Оно подразумевало дисциплину, деревянные линейки, необходимость запомнить незнакомые слова, даты, числа. Когда настоятель рассказывал мне историю, у меня язык чесался тоже что-нибудь рассказать. Услышав, как Бог создал мир за семь дней, я тут же поведала, как Шива создал реку: ручейки пота потекли с его тела по склонам холмов и превратились в прекрасную женщину. Я только-только собралась рассказать, как эта прекрасная женщина-река вышла замуж за океан, Повелителя Рек, но тут Крейги повел меня в кухню и заставил вымыть рот с мылом.
— Ах ты маленькая язычница! — сказал он. — Твой отчим отослал тебя назад очень вовремя.
— Что такое «язычница»? — поинтересовалась я, но вместо ответа он так стиснул мне руку, что стало больно.
— Повторяй за мной: мое дело — не спрашивать, а повиноваться. Повторяй: я должна слушать, а не говорить. Повторяй: есть только один Бог, великий и всемогущий.
Я подчинилась — выбора у меня не было; однако в то же время думала о Сите. Если Бог только один, то у него, конечно же, множество имен и обличий.
В Монтрозе даже прогулки считались частью распорядка дня и жестко регулировались дисциплиной. Каждый день мы ходили в парк или шагали в окрестностях города по какому-нибудь проселку.
— Это ваш ежедневный моцион, — внушал настоятель Крейги.
Он проводил нам смотры, словно мы были его маленькой армией, и составлял списки правил.
Не слоняться без дела.
Не шептаться.
Никаких секретов.
«Солдаты Иисуса Христа», — так он нас называл, заставляя шагать в ногу, махать руками и глубоко дышать.
