Тихая Виледь | страница 36
Бабы переспрашивали, одни крестились, другие бранились: «Вот тебе – Бога нет, царя не надо»!
И костили Нефедка, как будто в нем была причина всех бед земных.
XXXVI
Прав оказался Нефедко: в начале декабря засобирались заднегорские мужики в дорожку дальнюю.
Степан Валенков, угрюмый, неразговорчивый, сидел с отцом на передней лавке, курил да поглядывал, как брюхатая Пелагея тяжело ходила по половицам.
Анисья, помогавшая ей собирать Степанову котомку, ворчала:
– То ерманчи, то ентарвенты какие-то! Всем от нас чего-то надо. Царя-то с престола согнали, на Бога-то замахнулись – так вот вам, худо да и мало!
– Ой, не еберзи! – обрывал ее Егор. Но она не унималась:
– На ерманча немного мужиков ходило, а тут, смотри-ко, чуть ли не всех забирают! Чего ино такое? Робить надо, так вы войну придумали, настоящие нефедки, прости Господи!
– Ну уж, конечно, мы придумали, кто еще?! – ввернул Степан.
– Да неужто и правда они на Котлас идут? – не на шутку была встревожена Пелагея. – А может, это и неправда вовсе?
– На Котлас, не на Котлас – а Ефимка тоже берут! – съязвил Степан.
Пелагея села на лавку у стены:
– Не то ты говоришь, Степушка… – А чуть помолчав, опять про свое заговорила: – Да ведь от нас до Котласа-то неблизко. Неужто они в наши суземы полезут?
– Как это неблизко? – удивился Степан. – Сама говорила, ежели щепку в Портомой бросить, то она до Бела моря доплывет, а уж до Котласа – как шутья!
– Да ведь замерз Портомой-то. Какая теперь щепка? Чувствует Пелагея, что не то говорит; ей помолчать бы, да язык не слушается, мелет всякую несуразицу. Бабье сердце заходится: рожать вот-вот, а мужик в края неведомые идти надумался.
Егор в окно глянул, проговорил сдержанно:
– Пожалуй, что пора, Степан. Мужики уж собрались…
– А ты не поторапливай, не на гулянку отправляешь. – Анисья подала сыну завязанную котомку. Тот тяжело поднялся с лавки.
Когда Валенковы пришли к развесистому кедру, там была уже вся деревня. Бабы прощались с мужиками. Степан, скупой на слова, говорил Пелагее:
– Как время придет, тятя тебя в Покрово в земскую больницу отвезет…
Пелагея кивала, утирая слезы. Сели мужики в сани и поехали вниз, Подогородцами, в сторону Покрова.
Бабы голосили.
Шумная ватага деревенской ребятни провожала подводы до заснеженных берегов Портомоя.
XXXVII
Тревожные наступили для Пелагеи денечки. Подолгу стояла она под образами, за Степана молилась. Слезы-горошины по возбужденным щекам катились.
А ночами ей не спалось. Непривычно одиноко было в постели. И дитятко-озорник так пинался, что живот ходуном ходил. Гладила его Пелагея ласково, утихомиривала непослушника речами нежными. Вставала с кровати, подолгу сидела на лавке у окна, глядя сквозь морозные узоры на утонувшую в снегах деревню.