Наконец тетушка Роза и Барон пришли к согласию. Она подошла к двери и с глубоким почтением простилась с лоа, который покинул комнату, прыгая, как лягушка. После этого тетушка Роза объяснила хозяйке: то, что в ее животе, — не плоть для кладбища, а самый обычный ребенок, которого Барон Самди не заберет. Донья Эухения перестала сопротивляться и стала тужиться, приложив к этому делу все свое усердие и душевные силы, и вскоре струя желтоватой жидкости, смешанной с кровью, залила простыни. Когда показалась головка ребенка, крестная аккуратно обхватила ее и помогла выйти тельцу. Она протянула мне новорожденного и объявила матери, что это мальчик, но та даже не захотела на него взглянуть, отвернула голову к стене и в изнеможении закрыла глаза. Я прижала его к груди, держа крепко-крепко, потому что он весь был покрыт слизью — очень скользкий. У меня возникла полная уверенность в том, что мне придется любить этого ребенка, как будто бы он был мой собственный, и теперь, после стольких лет и такой любви, я знаю, что не ошиблась. И я заплакала.
Тетушка Роза подождала, пока хозяйка не вытолкнет из своего тела то, что там еще оставалось, и обмыла ее. Потом она выпила глоток тафии из поставленной на алтарь бутылки, сложила свои пожитки в сумку и вышла из комнаты, опираясь на палку. Доктор быстро записывал что-то в своей тетрадке, а я тем временем плакала и обмывала ребенка — он был легонький, как котенок. Я завернула его в одеяльце, которое я вязала вечерами на галерее, и понесла его отцу — чтобы он познакомился с сыном, но к тому времени у хозяина в теле было уже столько коньяка, что я не смогла его разбудить. В коридоре уже ждала рабыня с набухшими грудями, только что выкупанная и с бритой головой — от вшей. Она должна будет кормить своим молоком хозяйского сына в большом доме, ее же собственному ребенку достанется рисовая водичка в негритянской деревне. Ни одна белая женщина не кормит своих детей — так я тогда думала. Женщина уселась на корточках на пол, расстегнула блузку и взяла ребенка, который тут же присосался к груди. Я почувствовала, что кожа моя горит, а соски отвердели — мое тело было готово для этого ребенка.
В этот же час, в хижине тетушки Розы, умерла Серафима — одна, даже не заметив этого, потому что спала. Так это было.
Его назвали Морисом. Отец ребенка до мозга костей был растроган этим нежданным подарком Небес, посланным ему, дабы противостоять одиночеству в старости и возродить честолюбивые планы. Сын продолжит династию Вальморенов. В тот день никто на плантации не работал: Вальморен объявил выходной, велел зажарить несколько туш животных и послал к тетушке Матильде троих помощников, чтобы всем хватило обжигающе острых кушаний из маиса и обширного набора пирогов и овощей. Он дал разрешение устроить
