Вальморен провел на Кубе пару месяцев, ухаживая за Эухенией изобретаемыми им на ходу способами, потому что к тому времени он утратил все навыки обращения с подобными ей женщинами, а методы, бывшие у него в ходу с Виолеттой Буазье, здесь не годились. Каждый день он являлся в дом к своей суженой к четырем и проводил там часа два, попивая прохладительные напитки и играя в карты, при неизменном присутствии с ног до головы одетой в черное дуэньи, которая одним глазом приглядывала за коклюшками, а другим неотрывно следила за парой. Дом Санчо оставлял желать много лучшего: у Эухении не было призвания к ведению домашнего хозяйства, и она не предпринимала никаких усилий для того, чтобы хоть немного привести его в порядок. Во избежание такой неприятности, как риск для жениха испачкать свою одежду жирной пылью, покрывавшей всю мебель в доме, его принимали в саду, где буйная тропическая растительность переходила все границы, как некая ботаническая угроза. Иногда жених и невеста выходили прогуляться вместе с Санчо или обменивались взглядами в церкви, где им не удавалось перемолвиться ни словечком.
Вальморен давно отметил для себя те скудные экономические условия, в которых жили брат и сестра Гарсиа дель Солар, и сделал вывод, что если его невеста неплохо себя чувствовала и в таком жилище, то с тем большей вероятностью ей будет по душе и в поместье Сен-Лазар. Он посылал невесте изящные подарки — цветы и благопристойные записочки, которые она складывала в обитую бархатом шкатулку, но оставляла без ответа. До тех пор Вальморен не слишком часто общался с испанцами — все его друзья были французами, — но вскоре он обнаружил, что чувствует себя в окружении испанцев вполне комфортно. Никаких проблем с общением у него не возникало, потому что вторым языком высшего класса и образованных людей на Кубе был французский. Молчание своей суженой он путал со скромностью, являвшейся в его глазах ценной женской добродетелью, и у него даже мысли не возникало, что она едва-едва его понимает. У Эухении способностей к языкам не обнаружилось, и всех усилий ее учителя оказалось недостаточно, чтобы вложить в нее тонкости французского языка. Скромность Эухении и ее манеры послушницы виделись ему гарантией того, что она не впадет в разнузданность, столь характерную для многих женщин Сан-Доминго, забывавших о стыдливости под предлогом климатических условий. Как только Вальморен разобрался в особенностях испанского национального характера с его преувеличенным чувством чести и отсутствием иронии, то почувствовал себя рядом с девушкой вполне комфортно и смирился с мыслью о том, что рядом с ней ему придется добросовестно скучать. Это для него было не важно. Он желал получить добродетельную супругу и образцовую мать для своих детей, а для развлечения у него были его книги и его дела.
