— Мы к нему едем?
— Нет, ты все перепутал, Черепуша, хотя его обитель и здесь, в Далласе, где вершатся все важные дела. Нет, мы направляемся на ранчо Коттона Буи Ламара, губернатора штата Техас, иными словами, губернатора штата-прародителя величайшей нации мира. И никаких сношений с гнусным вооружающим мексов тираном Лонгхорном Элиджей Остином, текущим главой указанной величайшей нации!
— Вы надеетесь нанести ему поражение на следующих выборах? Эльмо покачал головой и причмокнул.
— Нет, Черепуша, в процессе обретения истинной свободы мы давно отбросили демократическую фантасмагорию. Нематериальным плебейским голосам мы предпочли материальную, ритуально удобную благородную пулю, и вот ее-то Лонгхорн Э.О. трусливо отказывается принять. А поданные против голоса скатились бы с него как с гуся вода.
Тем временем гусеницы транспортера, копыта ослика, нагормоненный конь и шесть стертых ороговевших мексиканских подошв уже влекли нас к совершенно иной панораме. Металл, стекло, пластмассы остались позади, а в отдалении поднимался настоящий лес крохотных хижин, обитых и окаймленных яркой пестротой. Видимо, цветами, подумал я с приятным удивлением. Между ними и нами находился целый город с тесно расположенными пастельных тонов постройками — светло-лиловыми, голубыми и розовыми, — но слишком миниатюрными даже для мексиканцев. И тут я понял, что передо мною кладбище.
Между бледно окрашенными жилищами мертвых навстречу нам ковыляла, опираясь на длинный посох, фигура, подобно мне закутанная в плащ, но оранжево-желтый. Ростом она была около пяти футов, а под капюшоном пряталась одна чернота. Внезапно экзоскелет ожег холодом мою кожу под мешкостюмом. Я остановил транспортер и сел прямо.
— Мексо-Сити, — выразительно объяснил Эльмо.
С усилием я оторвал взгляд от фигуры, которая пугающе его притягивала. Впереди — с двух сторон окаймленная кладбищем, с третьей — нашей улицей, а сзади — сооружением из пастельных арок, которое я счел церковью, — поднималась даже еще более живописная металлическая конструкция, состоящая из большой круглой площадки в десяти футах над землей, куда вело несколько лестниц. Ее осенял колышущийся балдахин, опирающийся на стройные радужные колонны десятиметровой высоты.
Быстрым кивком Ла Кукарача подтвердила, что я отгадал правильно — это была музыкальная эстрада, место нашего вечернего свидания.
Но взыгравший во мне романтик оледенел, едва мои глаза обратились на приближающуюся закутанную фигуру. Я по-прежнему не мог различить лицо под капюшоном и спросил себя, кажется ли его внутренность такой черной из-за яркого солнечного света или же?..
