Марсо на такую идею только скептически хмыкнул. Однако когда волчица ненадолго прилегла на траву и прикрыла глаза, тяжело задышав и явно меняясь, он озадаченно крякнул и неверяще высунул нос из своего убежища, чтобы воочию убедиться, что сумасшедшая девчонка действительно решилась. А потом, едва у волчицы загорелись хищными огнями глаза и пропал в зрачках прежний разум, и вовсе - плавно сполз обратно в кольцо, мысленно проклиная тот день, когда она вдоволь начиталась в Хранилище всяких дурацких книг.
Когда же встряхнувшийся зверь глухо рыкнул и спрятал кольцо под слой дерна, призрак вообще ударился в панику, опасаясь, что вырвавшийся на свободу Кер, занявший тело серой волчицы, напрочь позабудет о том, где его бросил. Даже завопил истошно, когда с ужасом понял, что действительно остался один и почти погребен заживо, имея в запасе сравнительно небольшой объем сил. Это понимание привело несчастного духа в совершенно неуравновешенное состояние. Причем пребывать в нем пришлось последующие несколько часов, по истечении которых все тот же мокрый нос ловко откопал тускло светящееся колечко, привычно подцепил на клык и, зажав в пасти, довольно вздохнул.
"Ну вот. Оказывается, это не так уж сложно. Хотя и приятного, конечно, тоже мало. Только и того, что сыта. Марсо, ты как?"
Впавший в состояние глубокого, гнетущего шока, архимаг не смог даже выдавить достойного ответа, чтобы выразить всю глубину своего возмущения, подспудного страха и ощущения брошенности, которые только что пережил. Он лишь слабо застонал, тем самым показывая, что жив и здоров, а потом долго ругался себе под нос, чтобы хоть как-то выплеснуть кипящее негодование. Но вскоре понял, что изменить все равно ничего не в силах, и устало замолк, время от времени расстроенно вздыхая и обреченно думая о том, что вскоре это испытание для его расшатанных нервов придется повторить. Потому что без еды Айре было не выжить, а добыть ее без помощи метаморфа она не могла. Только и радует мысль, что Кер обожает ее настолько, что согласен исполнять столь нерадостную обязанность для хозяйки. А также то, что он без всякого сожаления юркнул потом обратно в ее сознание, где свернулся серым клубочком и немедленно затих, терпеливо ожидая, пока она снова позовет. Потому что если бы он оказался достаточно тщеславным, то легко мог забыться, опьяненный ощущением полнейшей свободы, и тогда не видать кое-кому своей собственной свободы, как его мохнатых ушей.
