– Уже сообразили, – кивнул Погадаев на пустую флакушку тройного. – Продолжайте, генерал.
– Так вот, – сказал истопник, – подследственный нас опознал, и теперь незаметно мы действовать не сможем. Каково ваше мнение? – Все согласно закивали. – Предлагаю вводить новый персонаж.
У присутствующих вытянулись лица.
– Но кого? – осторожно спросил Погадаев.
– Твою любимую, – отвечал истопник.
– Ка-ак?! – вскочил, словно ужаленный, Погадаев. Было затянувшаяся новой розовой кожей рана, причиненная проклятыми насекомыми, открылась и снова стала пульсировать, пронизывая Погадаева незримыми укусами. – Ну, знаешь!.. – угрожающе начал он.
– Не кипятись, человек дело говорит, – вставил свое слово Бочкин, которого не кусали.
– Мое мнение, – продолжал Муромцев, – подсунуть ее под Окладова. Он ее не знает и не заподозрит. А мы выясним, где камушки…
Большинством голосов был принят план истопника. Погадаев высказался против. Несмотря на пережитый ужас, он еще питал слабую надежду, что виновница трагедии – не девушка. Он с ненавистью посмотрел на Муромцева и вдруг вспомнил, что любимая не пришла на свидание.
– Так где ж теперь ее найдешь? – радостно вскричал он.
– Где? – переспросил Муромцев. – Да на трех вокзалах. – И, увидев, как перекосилось лицо Погадаева, добавил: – Пусть теперь Окладов полечится.
Все злорадно засмеялись, и даже Погадаев нехотя улыбнулся.
– Ладно, – сказал он, – хрен с вами!
– Тогда вперед! – скомандовал Муромцев.
На улице они поймали такси, уселись, и истопник, небрежно бросив на руль червонец, сказал, видимо, вспомнив юность:
– На три вокзала гони, получишь на чай.
Шофер не заставил себя уговаривать, и машина полетела, как птица.
В дороге Бочкин и Погадаев чувствовали себя как-то скованно и поминутно поглядывали на счетчик.
Погадаев стеснялся закурить, лишь Муромцев чувствовал себя непринужденно, словно и не знал другого транспорта.
Вытащив неизвестно откуда зеленую гаванскую сигару, на которой было почему-то написано «Амстердам», он серебряными щипчиками для ногтей откусил ее кончик и закурил, обдав пассажиров густым душистым дымом.
– А что, любезный, – обратился он к шоферу, – правда, что на трех вокзалах бля. ей, сколько душе угодно?
– Как не быть, – отвечал видавший виды пожилой шофер.
– А ты что, всех там знаешь? – продолжал интересоваться Муромцев.
– Как не знать, – отвечал шофер.
– А у которой мандавошки?
– Райку, что ли? Да кто ж ее не знает!
– А что, мил человек, у нее всегда мандавошки?
