И шепчет: „Нужно посмотреть, как себя чувствует этот бедный мужчина, может быть, ему нужна наша помощь“. Женщина принимает меня за нищего. Она кажется мне такой приятной, меня так трогает ее сострадание, что я решаю не разубеждать и не расстраивать ее, а позволить ей выразить добрые чувства и принять ту роль, которую она мне отвела. Я открываю свой черный чемодан и ищу маленькую игру с картами таро, чтобы подарить ей. Среди карт лежат флаконы с таблетками. Это витамины, но женщина уверена, что это наркотики, и почему-то это только усиливает ее сострадание. Не зная ничего о картах таро, она вытаскивает карту Мага и говорит: „Ай, плохо!“ „Выбросьте эту карту. Смотрите, у мужчины зажата таблетка между пальцами…“ Она думает, что желтый круг, нарисованный у мага между пальцами, – это тоже какой-то наркотик. Я благодарю добрую женщину за ее сочувствие, обещаю не возвращаться к наркотикам и выхожу из кафе. У меня ни разу не возникло желания рассказать, кто я. Напротив, я был невероятно доволен своим унижением».
А какие еще существуют типы снов?
Можно достичь благородного сна, в котором мы разделяем с остальным человечеством то, чему мы научились. Например: «Я нахожусь в бескрайнем пространстве, лечу над Маршем мира, в котором участвуют тысячи манифестантов. Поняв, что я сплю, начинаю вращаться в воздухе, чтобы привлечь к себе внимание. Народ в восхищении смотрит, как я парю в воздухе. Я прошу их взяться за руки и сформировать цепь, чтобы они могли полетать со мной. Дотронувшись до них, я пытаюсь заставить их силой своей мысли подняться и полететь, но они не двигаются. Я должен мягко подхватить их и не уронить. Тогда они подлетают ко мне, и мы начинаем подниматься вверх, делая различные фигуры, все вместе, в цепи, пока я не просыпаюсь».
Надо учиться не только давать, но и получать, принимать помощь от того, кто может нас изменить, – это тоже одна из форм благородства. Я это понял из следующего сна: «Я в Париже. У газет проблемы с правительством, оно отказывает им в том, что необходимо для печати. „Франс-Суар“ вынужденно выходит с написанной от руки передовицей, напечатанной самым примитивным способом. Сбоку от газетного киоска на деревянном столе сидит умершая мать моего старшего сына Бронтиса, Бернадетт. Я сажусь перед ней. Она выглядит красивой и счастливой, что редко бывало при жизни. Я чувствую доверие и знаю, что могу рассчитывать на нее. Отдавая себе отчет в том, что я сплю, я говорю себе: „Бернадетт умерла, но во сне она жива. Мне не страшно говорить с умершей. Я верю в нее. Этот архетип может быть мне очень полезен, потому что она в отличие от меня хорошо разбирается в политической ситуации и всегда готова помочь с этим“. Бернадетт начинает объяснять мне причины сложившейся ситуации, рассказывает, почему президент ошибается, доверяя только что назначенному министру. Потом говорит о будущем: „Мы живем с представлением, что будущее не принадлежит нам, что оно не для нас… Однако мы связаны с ним. В будущем мы станем очень активными“. Думаю, она говорила в общем, о миллионах лет, которые еще предстоят вселенной».
