–Эй,– я тихо зову девочку, сидящую на соседнем ряду справа.– А куда все подевались?
Она непонимающе хмурит брови.
–Ну, смотри, сколько мест пустых.
–Так эпидемия же, вчера сказали.
Учитель сердито косится на нас, прерывая разговор. Но я узнала достаточно. Эпидемия. Нужно соблюдать осторожность, болеть сейчас совсем не время.
После уроков иду к больнице, проведать Эрика. Внутрь не пускают, он сам спускается ко мне. Так и сидим на перилах, разговаривая о всяких пустяках и по очереди откусывая утреннее яблоко. Небо над крышами становится тонким и прозрачным, а в окнах оно глубокое, насыщенное. Зябко. Из-за больничной двери слышится приглушённое бормотание: новости. Поправляю сползающую с плеча кофту, прицеливаюсь и попадаю огрызком в урну. Спрыгиваю вниз и, вытирая о штаны руки, прощаюсь с Эриком. Он просит быть осторожнее, а сам уже почти что забыл о моём присутствии: по переговорному устройству его требуют на место. Я не спешу домой, по пути останавливаюсь, рассматриваю своё отражение в высоких зеркальных витринах. Интересно, как бы я выглядела, родись в другом месте? Например, в центральном округе. Мысленно примеряю самые разнообразные наряды. Но вдруг ловлю улыбку прохожего и смущённо спешу прочь. Что за глупости идут в голову. Как будто не понимаю, что наряды – видимость, оболочка. То, что под ними, не получится скрыть ярким образом. А что у меня под ними? Не знаю. Пока не знаю.
День за днём. Урок за уроком. Нас всё меньше и меньше. Учителя и вправду не замечают, что в классе не остаётся и трети от бывшего количества учеников? Почему они смотрят мимо нас? Почему говорят, как автоматы, стараясь быстрей закончить урок? Почти ни слова об экзаменах, отменены дополнительные занятия, не остаётся ни домашней работы, ни практической. Мы можем встать среди урока, пойти гулять по кабинету или вовсе выйти – не скажут ни слова. Как будто странная эпидемия охватила всех – эпидемия рассеянности, беспамятства.
Ещё месяц назад не могла себе представить, что за два дня до экзамена не буду волноваться, сидеть над учебниками, вновь и вновь повторяя изученное. Даже страх перед осмотром отступает. Может, всё отменили?
Но Эрик, в отличие от меня, не забывает о грозящей опасности. Поздно вечером возвращается он домой, нагруженный баночками и тюбиками.
–Вот,– отвечает на мой молчаливый вопрос.– Твоя маскировка.
Достаёт наугад один из тюбиков, снимает бинт с моего запястья и щедро выдавливает содержимое на кожу. Я кричу от обжигающей боли, вырываю руку и бегу в ванную. Становится только хуже, вода не смывает мазь, обтекая её по контуру. На коже медленно расползается красное пятно.
