Мужчина не сразу ответил. Но, после того, как очередная женщина, чураясь нас и что-то бормоча, спряталась в своём доме, произнёс:
– Попробуй. Только езжай вперёд, а я другой улицей за село выеду. Если меня с тобой увидят, – никто тебе ничего не даст. – и он стал разворачивать коня, чтобы поехать другой дорогой.
Я не поняла, что происходит. Только его плотно сжатые губы да нахмуренное лицо говорили о том, что такая идея ему хоть и не по душе, но оставить меня голодной из-за страха местных жителей перед ним, он не хочет.
– Тэваз, подожди. Объясни мне, почему они на тебя так странно реагируют?
– Кира, не время и не место!
– Я ещё подумала, что можно бы попроситься на ночлег у кого, – совсем скоро темнеть будет. Зачем в поле ночевать, если вот она – деревня.
Взгляд Тэваза на меня в этот момент был наполнен смесью горечи и твёрдой уверенности в том, что ничего из моей затеи не получится.
– Так, поняла. Ночевать нас тут никто не пустит, да?
Тэваз отрицательно покачал головой.
– Тогда просто попросим еды. Только ты не уходи от меня. Будь рядом, ладно?
– Кира, со мной рядом тебе ничего не дадут.
– А я попробую. Если не дадут, тогда сделаем по-твоему, – упрямо продолжала стоять на своём я.
Недолго выбирая, я спрыгнула со своей лошадки и постучалась в двери ближайшего дома. Не самый красивый, давно не ухоженный, покосившийся, но зато никто в нём не скрылся при виде нас. Потому что и не было рядом с ним никого. Я ещё раз постучала, ведь слышала звуки, исходящие из-за стен дома. Вскоре дверь открылась и на пороге встала пожилая женщина, почти старуха. Мельком взглянув на меня, она остановила свой взгляд на Тэвазе и, не отрываясь от его глаз, спросила у него, будто меня тут вообще не было:
– Чего тебе тут надо?
Я поспешила взять нить разговора в свои руки, тем более, что после странного поведения жителей деревни, вряд ли Тэваз сможет расположить женщину к себе:
– Здравствуйте! Мира Вашему дому! Мы тут проездом, хотели попросить у Вас немного хлеба нам в дорогу. Мы заплатим. И, если можно, лошадей напоить. – при последних словах женщина перевела на меня взгляд своих старых мутных, с почти белесыми зрачками и пожелтевшими белками, глаз. Сложно было прочитать реакцию на просьбу по её лицу, казалось, что оно вообще ничего не выражает.
– Заходи, – сказала она мне, отступив чуть вглубь дома. – А ты, – и перевела взгляд на Тэваза, – снаружи останься.
Я оглянулась на него в нерешительности, но Тэваз будто и не ждал другого, только кивнул мне – иди. Дверь за нами женщина закрыла, потом захлопотала на кухне: отрезала пару ломтей свежеиспечённого хлеба, ещё горячего, да налила в две грубых глиняных чашки молока.
