На прощание Сергий Радонежский поручил князю двух своих иноков – Пересвета и Ослябю, бывших в миру знатными воинами, и сказал ему:
«Вот тебе, возлюбленный княже, мои оруженосцы и послушники, а твои избранники!» А им сказал: «Мир вам, возлюбленные мои о Христе братии! Мужайтесь, яко добрые воины Христовы! Приспело время вашей купли!»
Дмитрий, получив благословение святого старца, простился с ним и поспешил в Москву. Находясь в Троице, он получил сведения от пограничников – «от Климента, старого поляника, что приближаются татары». Надо было готовить встречу незваным гостям.
Возвращался Дмитрий в Москву, думая о войне, а глаза его невольно останавливались на дивных картинах русской природы. Буйные травы, скошенные хлебные поля, ручьи и речки, березовые опушки и глухие темные леса проплывали перед его восхищенным взором, и сердце наполнялось тихой и светлой грустью. Он видел затерявшиеся в лесах деревеньки, молодых крестьянок, мирно работавших в поле, нагулявшиеся за лето стада коров и с ужасом представил, что здесь будет, если снова ворвутся сюда монгольские полчища. Снова кровь, насилие, обугленные развалины домов… «Нет, этому не бывать! – неожиданно для всех гневно воскликнул он. – Все, как один, ляжем костьми, но врага не пропустим!» Пришпорив коня, он поскакал вперед по узкой лесной дороге. Дружинники, как ни старались, едва поспевали за ним.
Дмитрий, чтобы действовать наверняка, очень нуждался в точных сведениях о движении и намерениях Мамая. Не довольствуясь данными скрытых пограничных сторож и «притонов», он далеко в степь, к Дону и его притокам – к Быстрой и Тихой Сосне, выслал разведывательно-поисковые группы. Как пишет московский летописец, великий князь «послал на сторожу крепких оружейников – Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Тупика, Якова Ислебятева – и повелел им… под Орду ехать языка добывать». Прошло несколько дней, но вестей от сторожи не было. Это встревожило Дмитрия, и он «послал другую сторожу: Климента Поляника, да Ивана Всеслава, да Григория Судока и иных многих с ними, и повелел им вскоре возвратиться».
Поиск, проведенный первой сторожей, оказался удачным. Она захватила «языка нарочатого царева двора» и доставила его в Москву. Ордынец подтвердил имевшиеся сведения о сговоре Мамая с Литвой и Олегом и о том, что он не торопится начинать боевые действия: «Не спешит того ради, что осени ждет, хочет осенью быть на русские хлебы».
И все же день решающего сражения неотвратимо приближался. 20 августа русская рать выступила из Москвы, а уже утром 6 сентября передовые ее полки вышли к Дону. Все эти дни Дмитрий имел «прямые вести» об ордынцах. «В день 6 сентября прибежали семь сторожей в 6 часов дня, Семен Мелик с дружиною своею, а за ним гналось много татар…» Пограничные воины сообщили, что ордынцы «на Гуснице, на броде стоят», а это – 8–9 километров от реки Непрядвы. В этот же день Дмитрий приказал всем сторожевым отрядам переправиться через Дон, а на следующий день – и всей русской рати. Все мосты были сожжены… Каждый понимал, что у него лишь два выбора: либо победить, либо умереть…
