-- Большой, как мой Везувий? -- шепчет в ответ Максимовский.
-- В два раза меньше. После "Праги" мы ездили к Геращенко на дачу, надо было забрать мамину шубу и фотографии. Помнишь, мы снимались в хранилище Центробанка?
-- Не-а.
-- У дяди Вити без очков такая смешная рожа!
-- У дяди Вити? У какого дяди Вити?
-- У Геращенко! -- злится Марина. -- Хватит. Давай спать, я устала с дороги.
-- Длинной, как мой Везувий?
-- Разумеется.
-- А я твой маленький пупсик?
И так далее, и тому подобное. До чего же противно подслушивать под дверью, когда два небезразличных тебе человека собираются трахаться. В такой ситуации гораздо интересней подглядывать, но и это кем-то учтено -- дверь открыта в другую сторону, так что ни черта не видно.
-- Куда ты суешь? -- шепчет Марина. -- Не туда.
Какой чудовищный разврат. Я вскочил, накинул халат и отправился искать Катю по комнатам.
Вот так всегда: любовь настигнет вас с неизбежностью смерти, и будьте уверены, она сделает это в самую неподходящую минуту. Она схватит вас за горло своими цепкими пальцами, словно беспомощную куклу, встряхнет как следует и притащит через невидимые коридоры прямо под одеяло пятнадцатилетней девочки...
Катю я, конечно, разыскал, и мы немножко похулиганили*. Прибегала Марина, хваталась за сердце, пила шампанское из горла, а на следующее утро проснулись мы все вчетвером в одной кровати. Причем мой неугомонный мустанг даже не шелохнулся, а поутру это верный признак того, что я сыт по горло, и ближайшие семь тире девять часов меня не соблазнит даже Афродита в костюме Евы.
* Похулиганить -- прыгать до потолка, рычать и биться в конвульсиях.
Что ни говори, а жизнь полна сюрпризов.
А дальше все пошло наперекосяк.
-- Ты прогуляйся, пока я нагрею машину, -- сказал Максимовский. -Только далеко не уходи.
-- Постараюсь, -- ответил я и искривился. По башке словно треснули колотушкой.
-- Можно мне с вами? -- Несмотря на все бдения и перипетии, Катя выглядела как огурец.
-- Нет, -- отрезал я и снова получил колотушкой по лбу.
С каждым днем для меня становится все очевидней, что жизнь моя -пустая трата времени. Я ем, сплю, работаю, не разгибая спины, и трахаюсь, от случая к случаю. А на выходе ноль. Мне нечего предъявить человечеству, кроме своих бесконечных претензий. И на кой хер, спрашивается, мне все это надо? Ведь я был мертв. Особенно последние десять лет жизни я был самым настоящим трупом. Укором самому себе и своим детским амбициям. Я никого не осчастливил, и очень сомнительно, что когда-нибудь смогу осчастливить. Даже эту глупую девочку, уже возомнившую себя, вероятно, моей невестой. Господи, надо же было ухайдакать полжизни, чтобы понять такую простую вещь.
