-- Мне, как хозяину, даже перед тобой неловко. Хочешь, я буду каждое утро бросать кусок ветчины под кровать?
-- Неловко быть евреем на левом берегу Иордана. Тесная обувь, вериги, черный хлеб и вода -- все, что нужно человеку для полноценного бытия. Не надо мне твоей ветчины, христопродавец, у меня пост.
-- А, гори все синим пламенем! -- Фридман чайной мельхиоровой лопаткой зачерпнул из банки кокаин и засунул в левую ноздрю. -- Тут спорить не о чем. -- Какое-то время он подождал, сосредоточившись на внутреннем ощущении, затем опрокинулся на спину и громко, с перекатами, захрапел. Один глаз его при этом не закрылся и теперь глядел в одну точку, чуть повыше плинтуса.
Прошла целая вечность, прежде чем Фридман снова открыл рот и произнес:
-- Максимовский, как на личном фронте?
-- Бурлит, -- емко ответил Максимовский.
-- Как Марина поживает?
Светская часть диалога явно затягивалась, и я понюхал щепотку кокаина.
-- Нормально поживает. Мы, некоторым образом, с ней в разлуке.
-- Как это в разлуке? С каких это пор?
-- Только что от нее.
-- Максимовский, ну почему ты не живешь как все нормальные люди? -застонал Фридман
-- Неужели? Разве я первый, кто убежал от сварливой беременной бабы?
-- Беременной? Это меняет дело. Тогда правильно. Тогда поздравляю. Ты, конечно, не первый. Очень кстати. Не ты первый и не ты последний, очень. Очень за вас рад. Только хочу отметить, мой, я просто счастлив, неутомимый, что счастье свалилось прямо мне на голову, сегодня, вот сюда на голову, маленькое отступление, взгляните, как следует, с минуты на минуту я с нетерпением ожидаю, источник наслаждения, с нетерпением, достойным всяческих похвал и поощрений, прямо на голову, именно сегодня, ни завтра и ни послезавтра, -- если Фридман начал вещать скороговоркой, значит дело труба, -- а сегодня, сейчас, беспредельно счастлив, ее папу. Кажется, вы с ним знакомы?
-- Знакомы? Да мы близнецы.
-- Папа будет не один.
-- Неужели с мамой?
-- Обосраться можно со смеху! Папа будет с тем, с кем надо. У папы есть покупатель! Дело государственной важности! Атташе по культуре то ли из Бухареста, то ли из Бейрута, никак не запомню...
-- Из Берлина, -- раздался из-под кровати загробный голос на удивление хорошо информированного Епифана.
-- Если есть покупатель, -- веско предположил Максимовский, -- значит что-то продается.
-- Совесть продается, -- доложил язвительный Епифан.
Фридман порылся под одеялом, достал и показал металлический предмет:
