Книга счастья, Новый русский водевиль | страница 11
Максимовский долго и трудно целовался с девственницами на прощанье, обещая по прибытии в Москву сразу же рассчитаться.
Обе шлюхи потом еще целую неделю околачивались возле дачи и в ее окрестностях, пугая своим видом детей, стаи бродячих коров и вдову именитого башкирского баснописца.
Снаружи зима. Унылое хмурое утро. На дороге валяется вчерашний грязный снег и брошенная строителями бетономешалка. Рядом с бетономешалкой, сверкая агатовым глазом, сидит свирепая ворона и жадно грызет рыбью голову.
-- Престидижитатор -- это вообще кто? -- после довольно продолжительного молчания спросил Максимовский.
-- Понятия не имею, -- ответил я.
-- Погода плохая на улице. Метет. Мне не нравится такая погода.
В такую рань плохой бывает не только погода. Очень, очень плохая, очень большая и волосатая собака, тяжело согнувшись, уселась срать прямо посреди тротуара. Тусклая шерсть вздыбилась на загривке, волнообразная конвульсия сотрясла ее перекормленное тело, и через минуту собака навалила целую кучу.
-- Отвратительное зрелище, -- печально констатировал Максимовский.
-- Собачка тоже хочет какать. Даже первые ракетки мира какают.
-- Да, но они же не какают на тротуаре.
-- Ты просто не любишь собак.
-- Нет, я люблю собак, у меня в детстве был щенок. Я не люблю, когда они гадят на тротуарах.
-- Несправедливо обвинять одну собаку. По-моему, эта тварь больше нуждается в сочувствии. У нее явные проблемы с пищеварением.
Собака посмотрела между лап и тоскливо полаяла на свою хозяйку -дородную бабу с пухлой рожей, наполовину скрытой под облезлой ондатровой шапкой. Та наклонилась, заглянула под собаку и просветлела. Затем обвела окрестности и ранних пешеходов ликующим взглядом, будто из собаки на тротуар только что вывалилось не обычное дерьмо с глистами и до конца не переваренной перловкой, а увесистый золотой слиток или какое-нибудь диковинное новообразование, населенное микроорганизмами неземного происхождения.
-- Подойти бы и стукнуть тетке по роже, чтобы она упала в эту кучу говна и заплакала. И раз и навсегда поняла, что нельзя так некрасиво любить свою собаку.
-- Ты бы не смог ударить женщину, -- сказал я.
-- Какую женщину? Вот эту?
-- Эту.
-- Я?
-- Ты.
-- Что меня остановит?
-- Уголовные запрещения, нравственные предрассудки или природная застенчивость.
-- Застенчивость? Ну, ты тоже, как скажешь.
-- Тогда чего ты ждешь, сигнальную ракету? Вперед, шагом марш. Выбей из нее все дерьмо, пока она сама тут не навалила.