Что услышала я в редакции, когда приехала из Переделкина? Что Сталин — лично он — решил переделать нашу газету. Такое доверие оказал... Потому что только писатели должны решать в ней все проблемы мира и войны. "Все, что интересует наше государство", — говорили тогда.
Я не могла ничего понять, и мне было жаль нашей старой "Литературной газеты". Почему меня срочно вызвали из отпуска?
— Чтобы бороться с Уолл-стритом, — говорили вокруг.
Я тогда в первый раз услышала это сочетание слов. Сейчас я могу все назвать своими словами. Сталин решил перестроить газету, чтобы вести холодную войну с Западом. Именно теперь опускался железный занавес и кончалась дружба союзников в общей войне. Постановлением о журналах "Звезда" и "Ленинград" неслучайно открывался этот период, хотя никто, мне кажется, не написал об этом, не объяснил международный его смысл. Железный занавес, который лег на наши плечи, наши души. Холодную войну с Западом по бесовско-верховенско-инквизиторскому замыслу Сталина должны были вести писатели. Без писателей он вообще не мог прожить и дня. Рвать связи с Западом должны писатели в обновленной и перестроенной "Литературной газете". Такое доверие... В редакции прямо говорили мне — я никак не могла понять... Борьба с Америкой будет самой... острой в нашей газете, услышала я.
— А почему в других газетах нельзя ее вести?
— Нельзя! — прозвучал ответ, и объяснили: надо понять, что это — союзники, у нас договора с ними, дипломатические и дружеские отношения...
А в писательской газете... Тут писатели пишут что хотят, они у нас свободны, не подчиняются никому, на писательский роток не накинешь, мол, платок...
Главное (это я потом поняла отлично) Сталину не терпелось облить помоями Трумэна, тогдашнего американского президента.
И в первом номере новой, независимой общеполитической газеты был напечатан свободный памфлет свободного писателя Бориса Горбатова, у которого через несколько месяцев после этого будет арестована жена — актриса Окуневская, за связь с иностранцами.
Памфлет назывался — "Гарри Трумэн в коротких штанишках". Уже в названии запечатлена мера ругательств, а главное — новая наглая интонация, до этого момента невозможная нигде у нас. Но надо сказать, что во всех кругах читающей Москвы памфлет Горбатова был встречен с интересом и одобрением. Газету рвали из рук, спекулянты продавали этот номер за пятьдесят рублей. В чем тут секрет?
Ночью, когда делался номер, сам Фадеев появился в редакции, чтобы еще раз прочитать, а возможно, снова показать Сталину.
