При всей моей профессиональной неопытности и невероятной увлеченности я прекрасно понимала, что работаю не в той "Литературной газете", которую создал Пушкин.
"Литературная газета" проводила все идеологические и политические директивы отчетливо и точно. Как и все. Начав в ней работать, в небольшом ее коллективе на своей первично рядовой должности, я вдруг увидела себя в такой близости от товарища Сталина, что было страшно. В прямом и буквальном смысле этого слова. Потому что от него — от Сталина — шли все время какие-то слова, фразы, то премии, то указания, то постановления и чьи-то специальные статьи. И решения, и спускаемый им в литературу "фольклор" о себе. В день верстки номера, а особенно в ночь — поступали поправки из ТАССа, раздавались звонки из ЦК.
Каждый вышедший номер — конечно, первый его экземпляр — ложился, как уверяли все, прямо к нему на стол. И в день выхода номера главному редактору Ермилову звонил "Кундин из ЦК" и находил ошибки. Он был грандиозен, этот "Кундин из ЦК"...
Я встретила его в другую эпоху, когда работала в одном толстом журнале. Он вошел в мою комнату и назвал свое имя. Стыдно вспомнить, какой хохот напал на меня.
И возвращаясь к тем дням, хочу подчеркнуть, что нельзя было представить себе, будто "Литературная газета" отбилась от рук и нуждалась в специальном постановлении Президиума Союза писателей. И ее "реорганизация", как сказали мне, шла от Сталина.
Вспоминая эти первые послевоенные годы и свои чувства, связанные с окончанием войны, я хотела бы добавить при этом, что была надежда (я писала об этом в своей статье о Викторе Некрасове и значении его повести "В окопах Сталинграда"), — была надежда, что теперь в литературе нельзя будет лицемерить и лгать. И это имело реальное подтверждение в вещах Некрасова, Казакевича, Гроссмана, Твардовского. Что о войне надо писать правду, и эта правда спасет человеческую жизнь от огрубления и души от одичания. Это была надежда, которую литература несла людям — тем, кто писал, и тем, кто читал.
Я помню, что именно в тот год появилась первая вещь Валентина Овечкина "С фронтовым приветом". Ее почему-то несправедливо забыли, а тогда читали все. Эта повесть — горячие речи возвращающихся с войны фронтовиков. Они звучат прямо в поезде, который везет их с войны домой. И там все время повторяется этот вопрос — неужели после войны мы сможем жить, как жили раньше? Плохо работать? И такой удивительный вопрос-мечта: что после победы не может быть нищих колхозов... Прочитав эту повесть, я бросилась заказывать на нее положительную рецензию и сдавала ее в набор. С тех пор мне кажется, что Овечкина неправильно считают только очеркистом, он лирик, и лирика его души слышна в этой вещи.
