Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед.
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.
А эту правду, детки,
За тысячу уж лет
Смекнули наши предки:
Порядка-де, вишь, нет...
И сатирический образ Козьмы Пруткова, как бы вырванный из гущи реальной жизни:
Иль в тени журчат дубравной
Однозвучные ключи?
Иль ковшей то звон заздравный?
Иль мечи бьют о мечи?..
Песню кто уразумеет?
Кто поймет ее слова?
Но от звуков сердце млеет
И кружится голова.
Это — тоже глухая история, из баллады Алексея Константиновича Толстого — "Алеша Попович". Что такое поэзия истории? Ее душа? И тайна, загадка, которую не всегда мгновенно можно разгадать: "Песню кто уразумеет?" Пониманию русской истории, заложенной в традициях русской литературы, ее богатству, не было места в сталинском мире.
Но теперь, на новом повороте, Сталину захотелось иметь своего графа, тоже пишущего исторические произведения. Не Алексея Константиновича Толстого, конечно, а Алексея Николаевича Толстого. Он по праву займет свое место. В этом выборе сталинская изощренная хитрость еще скрыта для всех людей.
Но вся история с "Богатырями" закрепляет грубый поворот к грубому животному национализму, на его пути к фашизму. Это я уже повторяла много раз. Следует повторить снова...
А главку эту хотелось бы закончить фразой-анекдотом, которую я услышала в те годы, когда начинала работать. К Алексею Николаевичу Толстому забежали на огонек гости, и его слуга им сказал, что его нет дома, прибавив:
— Его сиятельство ушедши в райком.
Конечно, райком — слишком первичная для графа инстанция. Но все смеялись, когда повторяли эти слова.
Заключая эту неповторимую историю, мне хотелось бы добавить еще несколько слов о том, что с этого момента началась травля Таирова и его театра, которая шла уже на фоне разгрома Шостаковича и после статьи о нем — "Сумбур вместо музыки". А борьба Сталина за реализм против формализма имела для нас не менее бесчеловечные итоги, чем его введение патриотизма.
"Богатыри" Бородина так и не увидели света рампы. Никогда. Проверяя себя, я спросила об этой опере старого друга — Елену Николаевну Дунаеву, с которой мы вместе учились в школе, в институте, вместе бегали по театрам и концертам. Многолетний отличный работник Литературного музея... Знаток культуры... Она сказала, что мы, увы, не видели этой постановки. Но потом позвонила, добавив, что нашла в воспоминаниях Алисы Коонен рассказ о том, что Таиров так увлекся оперой, что ездил специально в Ленинград где она хранилась. Судя по всему, была эта вещь — молодая, живая, написанная Бородиным в начале пути. И пародировала больше слащавую западную оперную музыку, чем историю.
