И в этом привычном порту Таггарт подцепил лихорадку, первые три дня досадную обычную хворобу, отодвигающую исполнение намеченного, но не разрушающую планов. Потом капитану Дэйвиду стало хуже, а потом уж так худо, что он послал Фрэнсиса разыскать протестантского пастора и нотариуса — причаститься святых даров перед смертью и написать завещание по всей форме. Фрэнсис привел сверх просимых еще и лекаря, но тот, едва глянув на язык и под веко больному, махнул рукой и сказал:
— Мессир, вы, я вижу, крепкого духа человек, потому скажу вам правду в глаза: у вас восточно-гвинейская моровая лихорадка, и вы умрете самое большее через неделю. Ее завезли в наш порт из Африки, и от нее нет спасения. Это как Божья мета: один заболевает, подышав воздухом комнаты, в которой день назад лежал больной, — другого зараза не берет, хотя он не отходит от больного, спит с ним в обнимку и носит после него белье, не постирав с известью! Вы правильно сделали, послав за пастором, но еще мудрее, послав за нотариусом. Потому что через четыре-пять дней рассудок ваш отуманится и вы не сможете распорядиться своим имуществом, как хотели бы.
Таггарт выслушал с кривой горькой усмешкой и ответил:
— Огромное спасибо, господин доктор, за откровенность. Я чутьем все то и ощущал, что вы столь толково изложили, ну а теперь уж знаю точно. А коли так — не окажете ли вы мне последнюю любезность: помнится, по законам вашего славного королевства, чтобы завещание было неоспоримо, нужен свидетель, не состоящий с завещателем в отношениях… Подождите мгновение, сейчас приведу дословно… Ага, вот: в отношениях родства, свойства, вассалитета, услужения, серважа или рабства. Так, господин нотариус?
— Буквально так! Знаете, господин Таггарт, если бы после приведения этой цитаты вы заявили бы, что являетесь членом юридического факультета нашей Сорбонны или вашего славного Оксфордского университета, — я бы поверил без малейшего колебания!
— И ошиблись бы. Но к делу, господа.
…Он разделил все свое имущество на две половины и одну скрупулезно распределил меж многими лицами: вина из поставца — по бутылке на каждого — прежним соплавателям, которых душеприказчику, писарю коронных магазинов Эдмунду Дрейку надлежало раздать, за каковые труды ему причиталось из наследства Священное писание на греческом языке и кирпич из развалин Соломонова храма в Иерусалиме. Домик в Плимуте и находящуюся в нем одежду — сестре, Милдред Корни, в девичестве Таггарт, и так далее.
