«Иное» не может быть предсказано, и именно граница этой независимости есть граница субъект-объектного членения. Все, что оказывается по одну сторону этой границы, есть Я, а то, что лежит по другую, – иное [12].
Плотность внешнего мира определяется степенью его предсказуемости, придающей его элементам оттенок «моего», т. е. понятного и знакомого, или, напротив, «чуждого», т. е. неясного, непрозрачного.
Становясь «своим», внешний мир начинает терять свою плотность, растворяясь в субъекте, продвигающем свою границу вовне.
Наиболее четким критерием освоенности, сворачивания в устойчивый конструкт служит само «исчезновение» феномена, которым я начинаю пользоваться, не испытывая никаких затруднений, и само существование которого становится для меня неявным [12].
Более того, при условии полной прозрачности, управляемости, предсказуемости внутренней среды, внутреннего мира субъекта «сталкиваемся с…полной утратой самого субъекта, обнаруживающего себя лишь в месте столкновения с «иным» и отливающегося в его форму».
Однако тело как физический механизм подчиняется целому ряду объективных законов и ограничений, его «прозрачность» исходно неполна, и естественными формами его проявления выступают физиологические функции. Свое существование (как объект сознания) тело получает, лишь демонстрируя упругость и непрозрачность, неадекватность прогнозирования и управления. Эта исходная, всегда присущая телу «недостаточность» и несовершенство его механизма порождают стабильное существование самого феномена тела. Подобным образом и сознание, мышление и чувства человека обнаруживают себя лишь при столкновении с новым, необдуманным, непонятным, ещё не вполне освоенным.
Таким образом, говоря о границах тела, следует помнить, что такая грань проходит между освоенным «моим» и неизведанным, неосвоенным «иным». Осознание феномена возможно только на этой границе.
В этом смысле тело располагается в некотором гипотетическом континууме, заполняющем разрыв между «черной дырой» чистого познающего Ego и непроницаемой стеной непознанного, неосвоенного, непонятного, а посему и не имеющего никакой глубины познаваемого мира [12].
