– Только не для Рэйчел и Мэй, – ответила Аманда.
– Рэйчел? – уточнил Джордж.
– Ты должен помнить, – сказала она. – Девчонка с моей работы, приходила на мой день рождения полгода назад. И Мэй тоже. Обе красотки, и обе злючки. Рэйчел даже больше, чем Мэй.
– Ах да, – отозвался Джордж, подбрасывая хихикающего внука на руках. – Кажется, припоминаю.
– Будем сидеть на солнышке, пялиться на парней и хлестать винище.
– Звучит очень мило.
– Они меня ненавидят. А я, кажется, ненавижу их.
– А я тут встретил кое-кого, – выпалил Джордж так, словно больше не мог сдержаться. – Ее зовут Кумико.
Лицо Аманды на секунду окаменело.
– Ну-ну.
– Зашла ко мне в студию. Встречались последние пару вечеров. Сегодня опять встречаемся.
– Три вечера подряд? Вы что, тинейджеры?
– Знаю, знаю, лучше меньше, да лучше, но… – Он бросил Джея-Пи на диван и похоронил в старых, пыльных подушках, чтобы тот выбирался как может, – игра, которую Джей-Пи так любил.
– Но? – переспросила Аманда.
– Да так, – пожал плечами Джордж. – Ничего. Просто рассказываю, что встретил очень милую женщину.
– Ну-ну, – осторожно повторила Аманда. – Я заберу его к четырем.
– Хорошо, потому что…
– Потому что у тебя свиданка, все ясно.
На что Джордж даже глазом не моргнул – в нем было слишком много солнца, чтобы смущаться.
– Да, погоди! – вспомнил он. – Я покажу тебе Дракона и Журавушку…
Той ночью он поцеловал Кумико. Секунду-другую он целовал ее, а потом ее губы ответили тем же.
Его сердце пело.
– Никак не пойму, – сказал он ей позже, когда оба лежали в постели, которую он не удосужился поменять, поскольку даже представить не мог, что все это может случиться. – Кто же ты такая?
– Кумико, – ответила она. – А ты кто?
– Скажу тебе честно, – признался он. – Понятия не имею.
– Тогда я тебе расскажу. – Она повернулась к нему и взяла его руки в свои, будто благословляя. – Ты очень добрый, Джордж. Такие, как ты, сумеют простить.
– Что простить? – не понял он.
Но вместо ответа она поцеловала его – и сам вопрос затерялся где-то далеко, далеко, далеко.
* * *
1 из 32
Она рождена дыханием облака.
Она не видит ни своей матери, ни отца: мать умерла при родах и ее просто нет; отец же – сам облако, молчаливое, плачущее, охваченное горем, и потому она стоит одиноко, не чуя под собою ног.
– Откуда я? – спрашивает она.
Нет ответа.
– Куда мне идти?
Нет ответа, даже от отца-облака, хотя он и знает.
– Могу я хотя бы узнать, как меня зовут?
Секунду спустя облако шепчет ей на ухо. Она кивает и понимает.
