Отправил рассказ в журнал. Прислали ответ, что это не литературное произведение, а пересказ ужаса. Конечно, у меня не хватило таланта. Но тут, подозреваю, еще одна причина. Я задумался, почему о Чернобыле молчат, мало пишут наши писатели, продолжают писать о войне, о лагерях, а тут молчат? Думаете, случайность? Если бы мы победили Чернобыль, о нем говорили и писали бы больше. Или если бы мы его поняли. Мы не знаем, как добыть из этого ужаса смысл. Не способны. Так как его нельзя примерить ни к нашему человеческому опыту, ни к нашему человеческому времени...
Так что же лучше: помнить или забыть?"
Евгений Бровкин, преподаватель Гомельского государственного университета
Монолог свидетеля, у которого болел зуб, когда он видел, как упал Христос и начал кричать
"Тогда я думал о другом... Вам покажется странным... Как раз в это время я разводился с женой...
Вдруг приходят, вручают повестку и говорят, что внизу уже ждет машина. Такой "воронок" специальный. Как в тридцать седьмом году... Брали по ночам. С постели, тепленьких. Потом эта схема перестала работать: жены не открывали двери или врали, что мужья в командировке, на курорте, в деревне у родителей. Им пытались вручить повестки, они не брали. Начали хватать людей на работе, на улице, во время обеденного перерыва в заводских столовых. Как в тридцать седьмом... А я был тогда почти сумасшедший... Мне изменила жена, все остальное казалось ерундой. Сел в этот "воронок"... Вели меня двое в штатском, но с военной выправкой, шли по бокам, видно, боялись, чтобы не сбежал. Когда сел в машину, почему-то вспомнил американских космонавтов, которые летали на Луну, и один из них впоследствии стал священником, а второй будто бы сошел с ума? Читал, что им показалось, будто там есть города, какие-то человеческие следы. Мелькнули в памяти обрывки из газет: наши атомные станции абсолютно безопасны, можно строить на Красной площади. Безопаснее самовара. Что они подобны звездам, и мы "засеем" ими всю землю. Но от меня ушла жена... Я способен был думать только об этом... Несколько раз пытался покончить с собой... Мы ходили в один детский сад, учились в одной школе... В одном институте... (Молчит. Закуривает.)
Я вас предупреждал... Ничего героического, для писательского пера. Были мысли, что, вроде бы, не военное время, почему я должен рисковать, когда кто-то будет спать с моей женой. Почему опять я, а не он? Честно говоря, не видел я там героев. Сумасшедших видел, которым наплевать на собственную жизнь, и лихачества хватало, но нужды в нем не было. У меня тоже есть грамоты и благодарности... Но это потому, что мне не страшно было умирать. Наплевать! Это был даже выход. Похоронили бы с почестями... И за казенный счет...
