Зона... Отдельный мир... Другой мир среди всей остальной земли... Придумали ее Стругацкие, но литература отступила перед реальностью...
Чернобыльская зона, обнесенная колючей проволокой и постами милиции. Когда-нибудь там найдут останки необычных захоронений, на научном языке они называются "биомогильниками". Это - кладбища для животных. Современные капища. Там лежат тысячи расстрелянных лошадей, собак, кошек, целые стада коров... И ни одного имени... Только на деревенском заборе: "Прости, Шарик!"
Старая крестьянка доит корову и молоко выливает на землю пить нельзя. Трава под ногами седеет...
Слышала, как поют старые женщины. То ли пение, то ли голошение. Тут человеческий голос одинок даже в хоре...
Бесконечность ужаса... Все отравлено этим, вся жизнь, а не только земля и вода. Мир внутри и вокруг. Все время нашего существования. Люди живут на кладбище. Нарушение всех традиций, всей культуры. Уничтожен, перечеркнут опыт. Человек на развалинах. Расстается с самим собой...
- Страдание - наше убежище. Но ты хотела спросить о другом - о смысле человеческой жизни, нашего существования на земле.
- Я искала человека потрясенного, человека, ощутившего себя один на один с этим. Задумавшегося. Конечно, мы не можем окончательно проникнуть в тайну друг друга, но, хотим мы этого или не хотим, остается от нас только то, что сохранилось, передалось в воспоминаниях. Та часть реальности, которую под силу охватить нашему сознанию, вычленить из хаоса и небытия. Но мы загипнотизированы страданием. Ограничены им. Страдание для нас как бы найденный смысл жизни и оправдание ее. Я пыталась освободиться от его культа. Может быть, даже вырваться из плена традиций. Открыться новому знанию...
Более трех лет я ездила и расспрашивала: работников станции, ученых, бывших партийных чиновников, медиков, солдат, вертолетчиков, шахтеров, переселенцев, самоселов. Люди разных судеб, профессий, поколений и темпераментов. Верующие и атеисты. Крестьяне и интеллектуалы. Чернобыль основное содержание их мира. На великие вопросы, вдруг вставшие перед нами, отвечали обычные люди, попавшие в необычные обстоятельства. Я писала историю маленького человека, а не государства и власти. Историю его души. Историю чувств.
Иногда у меня мелькали подозрения, что просто факт, механический факт ничуть не ближе к истине, чем смутное чувство, слух, видение. Зачем пересказывать факты, их затмили наши чувства. Вот развитие этих чувств или, как я определила для себя, "протекание чувства через факт", меня завораживает. Я их фиксирую, собираю, оберегаю.
