Чернобыльская молитва | страница 102
Паника первых дней: кто-то рванул в аптеки и накупил йода, кто-то перестал ходить на рынок, покупать там молоко, мясо, особенно говядину. В нашей семье в это время старались не экономить, брали дорогую колбасу, надеясь, что она из хорошего мяса. Но скоро узнали, что именно в дорогую колбасу подмешивали зараженное мясо, дескать, раз она дорогая, ее покупают понемногу, употребляют меньше. Мы оказались беззащитными. Но это все уже вам, конечно, известно. Хочу написать о другом. О том, что мы были генерацией советской.
Мои друзья - врачи, учителя. Местная интеллигенция. У нас был свой кружок. Собрались у меня дома. Пьем кофе. Сидят две закадычные подруги, одна из них врач. У обеих маленькие дети.
Первая:
- Завтра еду к родителям. Увезу детей. Вдруг заболеют, потом никогда себе не прощу.
Вторая:
- В газетах пишут, что через несколько дней обстановка станет нормальной. Там - наши войска. Вертолеты, бронетехника. По радио сообщали.
Первая:
- Тебе тоже советую: забери детей! Увези! Спрячь! Это не война. Мы даже не можем себе представить, что произошло.
Неожиданно они перешли на высокие тона и кончилось ссорой. Взаимными обвинениями:
- Ты - предательница! Где твой материнский инстинкт? Фанатичка!
- Что бы с нами было, если бы каждый поступал так, как ты? Победили бы мы в войну?
Спорили две молодые красивые женщины, безумно любящие своих детей. Что-то повторялось, какой-то знакомый текст...
И у всех, кто там был, мое, в частности, ощущение: она вносит тревогу. Надо дождаться, пока скажут. Объявят. Она - врач, знала больше: "Собственных детей не способны защитить! Вам никто не угрожает? А вы все равно боитесь!"
Как мы ее в те минуты презирали, даже ненавидели, она испортила нам вечер.
На следующий день она уехала, а мы нарядили своих детей и повели на первомайскую демонстрацию. Могли идти, а могли и не идти. У нас был выбор. Нас никто не заставлял, не требовал. Но мы посчитали это своим долгом. Как же! В такое время, в такой день... Все должны быть вместе... Бежали на улицу, в толпу...
На трибуне стояли все секретари райкома партии, рядом с первым секретарем - его маленькая дочка, она стояла так, чтобы ее видели. На ней - плащ и шапочка, хотя светило солнце, а на нем - военная плащ-палатка. Но они стояли... Это я помню... "Загрязнена" не только наша земля, но и наше сознание. И тоже на много лет.
Я изменилась за эти годы больше, чем за всю свою прежнюю жизнь - сорок лет. Много думала...