Большое количество черепно-мозговых травм списывалось на «падение с высоты собственного роста» либо по «альтернативной формуле» — что «данное повреждение образовалось от удара тупым твердым предметом или при ударе о такой предмет». Первое, естественно, игнорировалось, второе брали за основу.
Доходило до того, что при выезде для осмотра трупа, обнаруженного в пруду городского парка со связанными веревкой руками и ногами и грузилом-камнем, заместитель начальника Управления уголовного розыска области битый час убеждал меня, что потерпевшая, решившая сыграть с нами злую шутку, сама себя обвязала, привязала на шею камень и прыгнула в воду.
Укрывали все, что можно было укрыть, и для достижения этой цели никакими средствами не брезговали, вплоть до шантажа потерпевших компрометирующими материалами.
Уже работая в Москве, я приехал как-то к себе на родину и в троллейбусе встретил одноклассницу. В разговоре поделилась она своей бедой: в плавательном бассейне украли у нее и дочери ценные вещи стоимостью около четырехсот рублей, а милиция кражей заниматься не желает. Договорились, что напишет она жалобу прокурору города, а он возьмет ее под свой контроль. Встретились через год. «Эх, тоже мне, друг детства! — услышал я возмущенный голос одноклассницы. — Лучше бы я тебя ни о чем не просила!» И далее последовал рассказ о том, как работники милиции занялись не кражей, а мужем заявительницы, оказавшимся, к несчастью, директором овощного магазина. Только после нового заявления о том, что никакой кражи якобы не было, эту семью оставили в покое.
Приказы Генерального прокурора СССР требовали самых жестоких мер по отношению к должностным лицам, укрывающим преступления от учета. Но после очередного выявления такого рода злоупотреблений (и как следствие — роста неблагополучных показателей по региону) стали практикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состоит на партийном учете, и отечески наставляли, что он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как укрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного человека.
Укрытия, набирая темп, развращали личный состав работников милиции. Как следствие, ширились их злоупотребления, выявлялись многочисленные факты рукоприкладства, превышения власти, а наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допустить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.