); да и впрямь еретичество, православный человек нешто согласится дружбу с бесом иметь. Пришли это мы с братом к этому дому, где сходятся все проволоки в одно место, которые держит диавол, сжав в кучу, в своих лапах, поднялись по лестнице во второй этаж. Там встретил нас дежурный, из отставных солдат, брадобривец, из уст его исходит дым смердящ; он постоянно тут находится, одному чёрту, вишь, нельзя доверить, как раз переврёт – пакостник. Поклонился я и говорю: так и так, мол, ваше почтение, ему Воскресну бы молитву прочитать! Как-то он, окаянный, передаст её?
– Каку-таку молитву? (Известно, басурманин эвтот дежурный! Где же ему знать Воскресну молитву?). Какой такой окаянный? Куда передаст? Допрашивал меня этот слуга бесовский, чтоб ему пусто было. Я, как мог, объяснил ему, зачем я приехал в город и что мне испытать бесовскую силу надобно.
– Александра Васильевна! Александра Васильевна! – кричал он изо всей силы, потом как захохочет, да как заржёт, словно помешанный. На этот шум из другой комнаты вышла и Александра Васильевна, странно как-то одетая! Митронька мне потом рассказывал: волосы у ней, говорит, были собраны на макушке, в одну этакую «кулбышку» (при этом он приложил кулак к затылку, показывая, как велика была «кулбышка» у Александры Васильевны) и с этаким большущим «курдюком» (турнюр. – Авт.), – развел руками слепой неопределённое пространство – величину «курдюка». – Он хохотал и рассказывал ей мою просьбу, а она… бес её знает! Выслушала его, да давай-ка пуще его хохотать! Такой-то они сатанинский хохот подняли, что хоть святых вон понеси: он кричит изо всей мочи да царапает брюхо: «хо-хо-хо»! А она визжит: «хи-хи-хи»! Мне даже жутко стало, вот я и думаю, как диавол-то их настроил! Я – грешный человек – подумал, чтобы и с нами по силе вражеской того же не случилось, перекрестились мы этак с братом, да давай Бог ноги. Мы были уже на лестнице; тот же стрикулист, отворив дверь, кричал: «Да идите же, черти, уж так и быть, передадим и Воскресную молитву». Услышали мы это, что он зовёт чертей, ужаснулись пуще прежнего, чтобы и в самом деле не увидеть их лицом к лицу, и чуть не бегом, не обращая очи вспять, пустились бежать от этого чародейного дома.
Пришли мы на постоялый двор, ничего уж там не сказали, что с нами случилось и как мы там страхов натерпелись. Хозяин постоялого двора предложил нам напиться чаю (слепой при этом улыбнулся).
Вот тоже соблазн, – начал он, – нешто это было прежде, ну где такую посудину найдёшь, чтобы по краям вода была, а в средине огонь? Одно слово, антихристова утроба эфтот самый самовар! Тоже одно помрачение православным христианам. Возьми в пример чай: трава как трава, а растёт у идолопоклонников, а уж если здесь не растёт – значит, Богу не угодно, чтобы мы её употребляли, а китайцы – что? Поганый народ! Там покропят её ихние-то идольские жрецы змеиным жиром, да и отправляют по всему свету: кушайте, дескать, очинно освежительный напиток! Оттого-то он и чёрный такой, что все пакости над ним проделают нехристи. Хитрый ведь антихрист-то! Не тем, так другим, а надо проклятому осквернить человека, и выходит так: нажрался если идоложертвенного – пропащий человек! Правду в наших цветниках написано: «Аще кто пьёт чай, тот отчаялся Христа Бога, трижды проклят!! А аще кто пьёт кофей, в том человеце ков и лукавство, – десять раз проклят»!!
