Мешок историй (сборник) | страница 71



Согласился хозяин – а что делать? Ну вот, вышла один раз супруга его к завтраку, села за стол, ждет, когда ей подадут язык под хреном. А слуги с языком все нет и нет – этого самого Ивашки. Лопнуло у хозяйки терпение, пошла она на кухню, видит: Ивашка сидит на лавке и своим членом коровий язык натирает.

– Извини, – говорит, – хозяйка, припозднился я нынче с завтраком.

А та в ужасе:

– Ты что делаешь, охальник этакий?

– Так видишь, язык хреном натираю. Своим. А сверху тем хреном посыплю, что с огорода. У нас ведь завсегда так это блюдо делается. Сначала своим хреном его натрешь, а потом – огородным. Вы кушаете да нахваливаете.

Заплевалась хозяйка – навсегда Ивашка отбил у нее охоту есть коровьи языки. А хозяин дал ему вольную…

Рассказал Алексей Рябов

Страсти

У конюшни, у колодца вышли бабы побороться…

Армазонка

Этот забавный случай произошел со мной в молодости. Было мне 20 лет, приехали мы с молодым мужем к нему на родину, в Ивановскую область, в гости.

В субботу свекровь баню истопила и послала меня сходить на мост – за вениками для бани. Посреди их деревни протекала река, а через нее – мост. Я и побежала на реку.

Прошлась по мосту туда-сюда – нет веников, нигде не висят, ни с того, ни с другого боку. Побегала я, побегала по мосту и пришла домой ни с чем.

Свекровь уже намылась в бане, сидит чай пьет и глядит на меня глазами, как у милиционера. А муж в бане моется.

Выскочила я в сени, чтобы к мужу в баню идти, а в сенях под потолком стройными рядами березовые веники висят. Оказывается, в Ивановской области сени «мостом» называют.

А свекровь меня с той поры невзлюбила и стала почему-то называть Армазонкой. Не Амазонкой, а именно Армазонкой…

Валентина Михайловна Семакова, Архангельская область

А ревнивый мужик взял батог да им вж-и-и-к!

Я еще девочкой была, у нас в селе семья жила: жену Настеной звали, а вот мужа как звали – не помню. Трое детей маленьких у них было.

Я маме на ферму бегала помогать, там и Настена телятницей работала. И все время она в синяках ходила. Один синяк на лице не прошел – уж второй, еще ярче первого. И тело все в синяках у нее было. Настена женщинам синяки показывала да плакала. Женщины ей: да плюнь ты, мол, на своего кривоногого, забери детишек и езжай к матери с отцом. А она плачет в три ручья:

– Он же любит меня!

Мне это тогда странным казалось: как же он ее любит, если так бьет? А Настена такая хозяйственная была: дома ребятишки, корова да овцы, да стирка, да уборка, да печку топить надо, да варить-жарить на эту ораву. А на ферме сколько дела! И все-то она успевала. Муж ведь не придет на ферму, не поможет, только бить ее горазд. А бил потому, что ревновал к каждому столбу.